Исчезающий: Инициация - стр. 17
– Слушай, я только что понял, что я не помню свою свадьбу, – отстраненно сказал я. – Ни то, как приехал в ЗАГС, ни самой церемонии… И даже как уезжал оттуда не помню! Не говоря уже о самом ЗАГСе, где это все происходило. Поэтому я сомневаюсь, что помню о твоем подарке.
– Я всегда говорил, что ты странный! – засмеялся он. – Как можно не помнить собственную свадьбу? Это вроде того, что твой мозг стер информацию, которая доставляет тревогу?
– Нет, не вроде того. Я просто не помню. – ответил ему, удивляясь самому себе. – И причем понял это только что.
– Ладно, пусть так, – Славик махнул рукой. – Я дарил тебе статуэтку. Черные крылья.
– А, вспомнил, – соврал ему, чтобы не обижать. – Нет, она у первой жены стоит на книжной полке.
– Тебе нужно ее забрать.
– Мне много чего стоило бы забрать, но я, почему-то, не спешу это делать.
– Шесть лет?
Я мог бы дать ожидаемый им ответ, почему именно не спешу забирать свои вещи. И спроси меня об этом пять лет назад, я бы сразу же его дал. Но с тех пор, как я начал писать книги – а это случилось сразу же после диалога с Борей, я встал на путь сдерживания раковой опухоли и абсолютного замалчивания своей проблемы. Боря был прав в том, что психосоматика – важный аспект прогресса всех болезней. А прав ли я в том, что умалчивание проблемы является главным способом борьбы с ней, я не знал. Но выливая свои эмоции на книжные листы, я стал гораздо более спокоен и здоров.
– Да, шесть лет неспешной жизни, – ответил ему. – Так тоже бывает.
– Это странно, – улыбнулся он.
Подъехав к единственному светофору на трассе в Ростовской области, на котором горел красный свет, я остановился у стоп-линии и принялся наблюдать за выезжающими из коттеджного поселка машинами. Каждая из них стоила десятки миллионов, но это ничего не значило по сравнению с тем, что именно ради здешних людей здесь поставили светофор. Чего только не сделаешь для человека, который является итоговым вердиктом в принятии решений по всему городу и, что особенно важно – когда ты и есть тот самый человек, живущий в поселке для миллиардеров.
К моменту, когда крайняя машина выехала из поселка уже горел зеленый свет. Я подумал о том, что все-таки эти ребята сильно себя ущемили во времени. Могли бы сделать так, чтобы на трассе горел красный свет до тех пор, пока последняя машина не выкатится из густонаселенного деревьями рая. А на трассе все бы подождали. Ведь тем людям, в их жалких жизнях, не все ли равно: опоздать на десять минут, либо на сутки. В любом случае их жизнь так и останется жалкой.
Я достал из кармана монетку и бросил ее в подстаканник, к телефону. Взгляд Славика тут же упал на нее.
– Это мой талисман, – на опережение ответил ему.
– Все правильно, у каждого должен быть талисман, – одобрительным кивнув, сказал он, после чего перевел свой взгляд на поля, мелькающие в окне.
Заехав с трассы в Шахты, я сбавил скорость и медленно, по-ростовским меркам, поплелся по городу.
– Останови здесь, – сказал он, как только мы въехали в центр города, состоявший из двух пересекающихся улиц.
Я остановился.
Славик открыл дверь и перед уходом снова напомнил о его подарке на день свадьбы. Я одобрительно кивнул и, дождавшись, когда он закроет дверь, направился к дому, где жил мой ребенок.
Я не спешил звонить первой жене, вместо чего решил, что мне нужно перекурить. Опустив спинку сидения и закурив сигарету, я пускал густой дым в окно. Глядя в зеркало на свои более-менее густые волосы, мои глаза были устремлены на качающиеся от ветра деревья. С тех пор, как я бросил айкос прошло четыре года, но понимание того, почему я лысел так и не пришло. В моей голове было два варианта: либо потому, что я перестал умирать, застыв на четвертой стадии рака без увеличения метастаз в голове, либо потому, что я бросил курить стики. И хоть понимание этого не изменило бы качество моей жизни, его хотелось бы достичь. Впрочем, это было не так уж и важно. Выкинув половину тлеющей сигареты, я вернул сидение в исходное положение, закрыл окно и взял из подстаканника телефон с монеткой.