Исцелённая любовью, или Сказание о королеве Лайле и рыцаре - стр. 21
Новая одежда непривычно тянет спину, давит на грудь, хотя, как ни смотри, она хороша и мне к лицу. Столько, как сегодня, я в жизни в зеркало не смотрелась. Без ложной скромности я выгляжу не так и плохо, но волнуюсь всё равно.
Раньше я не замечала, какое худое и бледное у меня лицо и как сильно отросли волосы. Эви пришла со служанкой, и они вместе помогли мне их уложить, заколов красивыми заколками из запасов сестры.
Жалею о том, что прежде не интересовалась такими вещами. С заколотыми волосами я выгляжу лучше, чем с привычным лёгким венцом на голове.
Эви предлагает мне завести личную горничную, но я, конечно, отказываюсь. Мне вполне хватает Кэсси, и я более чем счастлива, что он лишь кусок глины, оживлённый магией Флавина. Не хочу ловить на себе взгляды, полные жалости и скрытого или откровенного превосходства здорового человека над больным.
Сегодня Эви в порядке исключения не спорит со мной. Нас ждёт суматошный и утомительный день, и терять время зря не хочется ни мне, ни сестре.
Утренние лихорадочные сборы, новый наряд, запах не по сезону роскошной еды и даже всегда богато украшенный гобеленами тронный зал — всё это бесконечно нервирует меня. Бормотание Николаса успокаивает, как и простые чётки, которые я бездумно перебираю.
— О, ты здесь!
Мы оборачиваемся на крик вместе. Чувства Николаса так сильны и так противоречивы, что я едва не задыхаюсь из-за них. Но любой мужчина имеет полное право застыть столбом, пронзённый вожделением и сожалением, глядя на такую женщину, как моя сестра, и понимая, что предназначена она не ему.
Эви поражает своим видом. Но не платьем, нет. Она одета скорее скромно в тёмно-зелёную шерсть и шёлк цвета мяты. На голой шее нет украшений, драгоценности вплетёны в косу. Её красота не в наряде, а в глазах, улыбке, в энергии, которая бьёт ключом и затапливает весь зал искрящимся и бурным потоком.
Невольно я улыбаюсь.
— Пойдём скорей! — Эви подбегает ко мне, не обращая ни малейшего внимания на Николаса. — Кэсси, поторапливайся! Вези хозяйку, поехали встречать гостей.
Мои возражения не принимаются. Кэсси стучит глиняными пятками по каменному полу, одно из колёс кресла едва слышно скрипит. В коридоре сестра заботливо завязывает на моей шее пушистый шарф, поправляет закрывающую тело меховую накидку и принимает шубку из рук служанки. И вот уже мы при всём параде оказываемся в центральной части галереи замка.
Гости на подходе. Внутренний двор пока пуст, но я слышу шум копыт, бряцание оружия, переговоры стражников. В стылом воздухе пронзительно звучит рожок сигнальщика.
— Ты не замёрзла? — спрашивает Эви. — Руки все белые, лицо тоже.
Она касается моего лба горячей ладонью, хмурится. Иногда сестра забывает, что я младше всего на три года, а не двадцать, и начинает играть в заботливую мать. Чтобы избавиться от чрезмерной опёки, я честно признаюсь:
— От волнения я, кажется, сейчас дотла сгорю. И кресло наконец-то тоже.
Её звонкий смех эхом отражается от стен каменного колодца, когда из арки, расположенной как раз напротив нас, появляется конный отряд. В нём человек двадцать, не меньше, и сначала я теряюсь, не зная, на кого смотреть. Ведь это же не может быть...
О боги!
Вороной жеребец вырывается вперёд, гарцует, демонстрируя себя и выбивая копытами искры из камней. Всадник смеётся, широко разводя руки, как если бы конь сам, без спроса, решил покрасоваться. Мужчина огромен, как медведь, и, несомненно, силён. Светлые волосы вьются по плечам. В чёрной коже, лёгкой металлической броне и белых мехах он выглядит сошедшим на землю небесным воином.