Исцеление водой - стр. 26
– Мы просто хотим попросить воды, – тихо, но настойчиво говорит темноволосый. – И может, еды какой-нибудь, если у вас есть. И мы сразу уйдем.
Повернувшись к ним спиной, я наполняю над раковиной стакан воды, потом другой. Такая близость их запретной для нас плоти создает какое-то гравитационное притяжение. Оба вмиг опорожняют стаканы, и я наливаю еще по одному. Я нахожу бутылку молока и тоже наливаю им по стакану. Потом протягиваю, не касаясь их кожи, сушеные фрукты, что я только что собиралась есть, – инжир из нашего сада, разрезанный половинками, словно расщепленное сердце, разложенный по подносам и высушенный на чердаке, теперь сморщенный и засахарившийся. На этом они и вправду исчезают – не оглядываясь уходят в ту же дверь, и я даже выхожу вслед, наблюдая за ними, все так же неся свою стражу.
Утром, избавившись от мигрени, мама чувствует себя словно обновленной. Ей дышится намного лучше, ей уже хочется хлеба с маслом, и яблок, и чаю. Ночью матери явилось видение. Кинг, велевший ей «выказывать глубочайшую доброту ныне и навсегда». Во сне они плавали вдвоем в бассейне, собираясь встретиться под водой посередине. И в тот момент, когда они уже должны были коснуться друг друга руками, мама пробудилась.
Рассказывая нам об этом, она тихонько плачет, утирая мокрые потеки под глазами.
– Это всего лишь сон, – молвит Грейс.
– Но ты же не умеешь плавать, – вставляет Скай.
– Какие вы жестокие, – роняет мать. Ногтем она подцепляет кожицу на кусочке яблока и резким, хищным движением ее сдирает.
Нам не позволено смотреть, что она намерена делать с мужчинами, однако мы наблюдаем за этим из окна комнаты Грейс, откуда, оказывается, открывается очень даже хороший вид. Мы со Скай пригибаемся пониже у окна, так что волосы свешиваются на лицо и прикрывают рот. Грейс подробно комментирует увиденное, и голос ее кажется каким-то отчужденным.
– Она заставляет их снять всю одежду, – сообщает Грейс.
Мы сразу напрягаем глаза, чтобы самим увидеть происходящее. И впрямь, мужчины на берегу стягивают с себя футболки и джинсы. Мама что-то говорит, жестикулируя, нацеливая на них пистолет Кинга. Потом они снимают исподнее. Кожа у них от загара широкими полосами разного оттенка, как и у нас, но это единственное, что есть у нас общего. Я гляжу с мрачной завороженностью. Грейс тихо фыркает с отвращением.
– Она проверяет у них одежду и рюкзак, нет ли там оружия, – продолжает комментировать сестра.
И впрямь мужчины отступают назад, а мать поднимает их брошенную комком одежду, энергично потряхивает, после чего роняет обратно на песок.
– Опять наводит на них пистолет, – говорит Грейс.
Лучше бы она молчала. Мы и так все видим маму, которая с поднятым оружием оказывается прямо возле незнакомцев. Они пытаются прикрываться ладонями, но она, судя по всему, велит им этого не делать, а держать руки по бокам, чтобы тела у них остались выставлены напоказ.
Уже как полагается, мы с ними первый раз встречаемся за ужином, когда они входят в столовую, одетые в то, что некогда принадлежало нашему отцу, – в одежду, которая им слишком велика, даже при том, что взрослые мужчины как минимум на голову выше любой из нас. Когда они появляются, мы уже сидим за столом, однако по этикету поднимаемся на ноги. Я на всякий случай нащупываю в кармане лоскут кисеи. Мужчины, измученные и обожженные солнцем, выстраиваются рядком по другую от нас сторону стола. Мать встает во главе.