Исцеление водой - стр. 22
– Неужто вы не благодарны мне за это? Неужто не скажете мне за это спасибо? – спрашивает она у нас с постели, которая от дверей кажется лишь размытым пятном в сумраке спальни.
– Да, мама, – отвечаем мы. – Спасибо, мама.
Грейс
– Нарисуйте то, что сделали с вами мужчины, – предложила мать пострадавшим женщинам. Иногда мне, Лайе и Скай дозволялось сидеть на этих лечебных сеансах. – Тогда вам не понадобится ничего рассказывать словами.
Все это держалось в страшной тайне. Мне хотелось заглянуть у них на каждую страничку, но женщины старательно заслоняли собой свои блокноты, словно скрывая от всех какую-то совершенно убийственную информацию.
Сгорбившись, они сидели над своими рисунками, размашисто водя по ним карандашами и ручками. В тот раз выдался очень загруженный сезон. С нами тогда проживали семь или восемь женщин, которые за завтраком глядели на нас, дочерей, через стол исполненными слез глазами. Или стояли рядом с тобой и матерью у самого края леса, потерянно держась за руки и напряженно вглядываясь в темноту.
– Если хотите, можно придерживаться абстрактной формы, – благосклонно молвила мать.
Лак у нее на ногтях порядком облупился, да и в целом выглядела она очень усталой. Медленно переходила она от одной рисовавшей женщины к другой и, осторожно погладив по плечу, заглядывала в очередной блокнот:
– Можно мне посмотреть?
После чего внимательно изучала там каждую страницу.
Излагать свою историю на бумаге было намного легче, нежели высказывать все вслух, что в отношении нас было равносильно передаче заражения. Рисунков мы не видели. Одна женщина расплакалась, прорвала ручкой дыру в середине страницы. Другая нарисовала что-то в мельчайших подробностях, а затем весь оставшийся день усердно стирала это ластиком, сантиметр за сантиметром.
Потом, когда уже все их рисунки были сожжены и женщины покидали в свой символический костер спички и соль, нам разрешили присоединиться к группе на берегу.
Ты неизменно держался на расстоянии, обозревая происходящее с дальнего тыла. Тебя, должно быть, очень влекло посмотреть, что же там изображено. На рисунках не было именно того, что проделывал ты, однако сами действия были так же характерны для тебя, как и боль этих женщин – для нас. Твоя плоть, несмотря ни на что, превращала тебя в предателя.
На берегу мы оставались до тех пор, пока поднявшаяся вода не добиралась до углей, обращая их в мокрую черную грязь.
Лайя
За годы «тренировок» я успела привыкнуть к этим внезапным побудкам, когда мать зажимала мне ладонью рот. К этой вечной подготовке к какому-то особому происшествию, к ожиданию, что худшее еще только ждет нас впереди. К постоянно сырому, «овощному» духу у нее изо рта и поблескивающим в полутьме белкам часто моргающих глаз. Я шла с ней всякий раз, даже когда сестры отказывались, притворяясь, будто слишком глубоко и сладко спят, и мать умиленно решала их не тревожить. Для меня же было достаточно, чтобы позвали, не говоря уже о страхе, что на сей раз все окажется по-настоящему. От страха у меня все переворачивалось в животе и одновременно ощущалось еще нечто смутное, очень похожее на надежду. С каждым годом сезон дождей мне казался все теплее – словно сама земля настойчиво внушала мне, что грядут перемены. В воздухе будто носилось: