Ирина Винер: Я – никто. Автобиография легендарного тренера - стр. 8
Был ансамбль, который создали два красавчика из класса постарше. Как только начиналась перемена, они прибегали ко мне. Я была их идейным вдохновителем, хотя музыке не училась никогда. Консультировала по части репертуара и организовывала выступления. Все школы в окру2ге стремились заполучить моих музыкантов на танцевальные вечера.
Как и все дети в Узбекистане, с восьмого класса уезжала на хлопок. На три месяца, с сентября. Ехала с радостью, возвращалась тоже с радостью: уборка хлопка – дело нелегкое. Нам давали фартук-мешок, мы надевали его на шею, завязывали на пояснице и отправлялись за «белым золотом» в казавшиеся бескрайними поля.
На ночлег возвращались уставшие, но спать не торопились, устраивали себе приключения. Помню, что на спор подходила к цепной собаке, которая могла меня разорвать, шла навстречу машине, несущейся в темноте с зажженными фарами по проселочной дороге, – машина приближалась, а я все равно шла.
И детство, и юность мои прошли в Ташкенте, щедром, теплом, интернациональном.
Застала время, когда некоторые женщины ходили в парандже. Застала примус. Очень интересный аппарат. Специальной иголкой прочищали отверстие, из которого вырывалось пламя. На примусе мы готовили еду. Заливали керосин, поджигали.
Я росла среди тех, кто в годы войны дал кров незнакомым настрадавшимся людям. Гостеприимство и доброе отношение к обездоленным – в крови у узбекского народа. Узбеки приютили сотни тысяч беженцев, усыновили десятки тысяч осиротевших детей.
В начале шестидесятых на экраны Советского Союза вышел фильм «Ты не сирота», основанный на подлинной истории семьи, принявшей четырнадцать мальчиков и девочек. Пересматриваю его до сих пор. Вспоминаю своих друзей, росших в приемных семьях, вспоминаю их родителей – любящих и любимых.
Съемки проходили в Ташкенте, я хотела сыграть и участвовала в пробах, к которым готовилась не один день. Выбрала стихотворение Некрасова «Плач детей», репетировала, волновалась. Была утверждена на роль, но письмо с приглашением от меня скрыли. Стезя актрисы оставалась запретной.
Были летние кинотеатры. Перед вечерним сеансом выступала певица, под пианино или оркестр небольшой. Очень здорово, из Москвы это пришло. Два фильма мне особенно врезались в память: «Ханка», названный по имени женщины, погибшей из-за любви, и «Илья Муромец», в котором хана играл узбекский артист Шукур Бурханов – красивый, сильный. Единственный портрет артиста, который написал мой отец, был портрет Бурханова.
Очень понравились «Тихий Дон» Сергея Герасимова с Элиной Быстрицкой и «Война и мир» с Одри Хепбёрн, сыгравшей именно ту Наташу, которую я себе представляла. Постановка «Войны и мира» Сергея Бондарчука мне по душе не пришлась, в отличие от его же «Судьбы человека».
В семнадцать лет играла в школьном театре, все еще хотела стать актрисой. Узнала, что Герасимов набирает курс во ВГИК, начала готовиться, но оказалось, что экзамены состоятся раньше, чем я окончу школу, – на целый год.
Училась блестяще, шла на золотую медаль, а поступать по решению семейного совета должна была в медицинский институт. Работала прачкой в двух заводских санчастях, набирала стаж, чтобы идти вне конкурса, даже если медаль не дадут.
Литературу, историю и русский язык я любила. С геометрией, алгеброй, физикой справлялась – заставляла себя, но справлялась. Сложность была с узбекским языком, и не потому, что я ленилась. Однажды учитель узбекского, диктуя нам для перевода текст, произнес: «Вокруг пионерского лагеря протекала большая речушка». Говорю ему: «Суффиксы – ушк- и – юшк- уменьшительно-ласкательные. Речушка не может быть большой». Он усмехнулся: «А, вот так вот? Понятно». Обиделся. Предупредил экзаменационную комиссию: «Если Винер поставите пятерку, буду жаловаться в высшие инстанции». Поставили четверку, и я получила серебряную медаль.