Иов, или Комедия справедливости - стр. 51

– Дорогая, как только она приблизится, хватайся за ближайшую распорку. Я тебя подсажу и сам заберусь следом.

– Нет, Алек.

– Что значит нет?

Я рассердился. Маргрета – великолепный товарищ, и вдруг такое упрямство. Да еще в такую минуту!

– Ты не сможешь меня подсадить, тебе не на что опереться. И встать не сможешь, тут сесть и то нельзя. Я скачусь с матраса налево, ты – направо. Если кто-то из нас промахнется – тут же обратно на матрас. Aeroplano сделает еще один заход.

– Но…

– Так он велел.

Времени терять было нельзя: машина уже почти наехала на нас. Ее растопыренные «ноги» – вернее, распорки, соединяющие нижние каяки с основным телом машины, – двигались по обе стороны матраса, едва не задевая меня и Маргрету.

– Давай! – крикнула она.

Я соскользнул вбок и вцепился в распорку. Руку чуть не выдернуло из плечевого сустава, но я по-обезьяньи вскарабкался на перекладину, обеими руками ухватился за что-то на днище, уперся ногой в нижний каяк и повернул голову.

Кто-то протянул руку Маргрете, втянул ее на коробчатое крыло – и вдруг она исчезла. Я полуобернулся, намереваясь залезть повыше, и внезапно буквально взлетел на крыло. Вообще-то, я летать не умею, но обрел неожиданную способность к левитации по веской причине: прямо у моих ног взрезал воду белесый плавник – слишком большой для благонравной рыбины.

Я оказался рядом с крохотной клетушкой, в которой сидели водители странной машины. Второй – не тот, который вылезал нам помогать, – выглянул из окна, улыбнулся, протянул руку и открыл дверцу. Я забрался вовнутрь, головой вперед; Маргрета уже была там.

Внутри было четыре сиденья: два водительских – впереди, два сзади – для нас.

Водитель передо мной повернулся и что-то сказал, продолжая – я заметил это! – пялиться на Маргрету. Конечно, она была голая, но ведь не по своей вине, и настоящий джентльмен на его месте так не поступил бы.

– Он просит нас застегнуть ремни, – объяснила Маргрета. – Наверно, он имеет в виду вот эти. – Она показала на пряжку ремня, одним концом прикрепленного к корпусу машины.

Оказалось, что я сижу на такой же пряжке, которая уже пребольно впечаталась в мою обожженную солнцем задницу. До сих пор я не замечал боли – мое внимание отвлекали другие вещи.

(Ну что он таращит свои бесстыжие глаза? Еще миг – и я прикрикну на этого нахала. В эту минуту я даже не вспомнил, что совсем недавно он, рискуя жизнью, спас меня и Маргрету; я взбесился от того, как нагло он пользуется беспомощностью дамы.)

Пришлось вернуться к изучению дурацкого ремня, на время забыв о боли. Водитель что-то сказал своему напарнику, а тот начал горячо возражать. Потом в их разговор вмешалась Маргрета.

– О чем они? – спросил я.

– Бедняга хочет отдать мне свою рубашку. А я отказываюсь… но не очень решительно… а так, чтоб оставить ему возможность настоять на своем. Это очень мило с его стороны, дорогой. И хоть я не придаю подобным вещам большого значения, все же чувствую себя среди посторонних лучше, когда на мне что-то надето. – Она прислушалась и добавила: – Они спорят между собой, кому достанется эта честь.

Я промолчал. И мысленно принес ему извинения. Наверняка даже папа римский украдкой поглядывает на женщин.

В споре победил тот, кто сидел справа. Он повозился на кресле, так как встать не мог, снял рубашку и передал ее Маргрете.