Инженеры. Пьеса без действия в пяти картинах - стр. 7
И р и н а. Да… ты всегда отличался туманностью мыслей.
Н а т а ш а. Философ! Его даже дразнили Спинозой, помнишь?
М и ш а. Какой я был философ, просто фарс! Всё книжное, неживое, мозги плесневеют, а думаешь, что ты – мыслитель…
И р и н а. А теперь?
М и ш а. Ну теперь… В первом браке я увидел смерть свою и по слабости характера уже решил смириться, но, поверьте, последующая суета между загсом и судом, которая хоть кого сведет в жёлтый дом, меня, наоборот, воскресила – я понял бренность всего сущего: дутость обрядов, ничтожность страстей, невесомость слов, особенно женских – и, кажется, понял, что значит быть философом. Не стал им, а только понял, что это такое.
Наташа и Ирина насмешливо переглядываются.
И р и н а. И что же это такое?
М и ш а. Совсем не то, что мы думаем.
Н а т а ш а. Ты только попроще, мы ведь женщины.
М и ш а. Тут все просто. Доктор философии, знающий наизусть всех древних, классических и настоящих мудрецов, гораздо меньше философ, чем какой-нибудь дядя Костя-алкоголик, потому что есть философия – наука, и философия – образ жизни. Можно с кафедры восторгаться Диогеном и его бочкой и в то же время не спать ночей из-за слабого продвижения в очередь на какую-нибудь безделушку.
Н а т ш а. А кто была твоя третья жена?
М и ш а. Вы её не знаете, чего, к сожалению, не могу сказать о себе. Есть, девочки, на свете такая шикарная пустота, что при встрече с ней долгое время видишь один этот шик, очаровываешься им, попадаешь к нему в рабство, а уж как попадешь, шик исчезает, и остается одна только пустота. Звали её… Это уже неинтересно.
Маленькая комната.
З и н а. Не один Греков – с нашего выпуска много по торговой части пошло. Куда только не приклеились, прямо поле чудес!
А л е к с а н д р. Приятное известие… Поле Чудес бывает ведь только в стране Дураков. (Выходят в большую комнату.)
Большая комната.
З и н а. (Осматриваясь.) Наташка хоть с приветом, а не зевает. Книг сколько приволокла – все оттуда?
А л е к с а н д р. Таких здесь просто не купишь.
З и н а. (Берет одну книгу.) Платонов… про нечисть?
А л е к с а н д р. Нет, это про… чудиков.
З и н а. Вроде Шукшина?
А л е к с а н д р. Гм… Слегка тоскливей…
С е р г е й. Бери, Зинуля, пример с Сашки: он книги не только собирает, даже читает.
Звонок. Пуп и Олег. Пуп – маленький, Олег – высокий, крепкого сложения. Оба навеселе.
А л е к с а н д р. Двое из ларца одинаковы с лица.
Н а т а ш а. А я-то думаю, где Пуп, где Пуп?!
П у п. (Смущается, неловко оправдывается перед Наташей.) Я… Мы…
О л е г. (Перебивает.) Не поверите, мы встретились в гастрономе на «Факеле». И уже второй час добираемся.
Н а т а ш а. Тут пешком – десять минут.
О л е г. Но отстояли в очереди за красненьким, потом выпили его по старой памяти под чердаком, потом опять стояли и заехали на «Ухтомку»…
И р и н а. И опять его выпили!
О л е г. Да!.. То есть не всё. Пуп! (Достает из портфеля у Пупа шесть бутылок портвейна.) Но пиво на «Ухтомке» стало хуже! А когда зашли в Булонь, даже слезу вышибло: вся бродячая жизнь перед глазами встала… О! Майкл! Здорово, старый! О тебе страшные слухи: двух жен прогнал! Молодец! Жми дальше и не давай им спуска. Мсти за нас, слабовольных! И – будем жить!
Пуп ходит следом и здоровается со всеми за руку.
Академику! Ого, Лев Толстой! Вот кого мне хотелось увидеть… Ты коньяк привез?