Интендант третьего ранга - стр. 22
– Дочь сказала, что любит вас, – без долгих предисловий сказал ему низенький, пухленький Леманн. – Я ей верю.
– Я тоже люблю ее! – поспешил заверить Краузе.
– Похоже на правду, – согласился Леманн, пронзив его цепким взглядом. – Лотта уверила: вы не знали, чья она дочь. Я сомневался, но теперь вижу: она права. Это хорошо характеризует вас, Краузе. Я человек простой, богатства достиг трудом, поэтому ценю в людях честность. Лотта сказала: вы ищете работу. Я могу предложить ее. Но мундир придется снять...
– Я ничего не умею! – смутился Эрвин. – Меня учили воевать...
– Большое поместье – это большое хозяйство. Бывший ротный командир сможет управлять сотней работников. Или я не прав?
Краузе горячо подтвердил, что господин Леманн абсолютно прав, и вне себя от радости побежал разыскивать Лотту. Через месяц они объявили о помолвке, через полгода поженились. Это были счастливые двадцать лет. Появление в Германии фюрера не слишком огорчило Краузе – хватало других забот. Даже с началом польской войны он не озаботился: вермахту хватало молодых, честолюбивых офицеров, а ему шел сорок пятый год. Но перед восточной кампанией о нем вспомнили...
Влияния тестя не хватило, чтоб уберечь Краузе от мобилизации, но престарелый Леманн сумел выпросить зятю место в тыловой части. Он поступил мудро. Дорога на Восток была усеяна могилами поседевших гауптманов, которых Германия забыла в 1920-м и вспомнила, когда фюреру понадобилось пушечное мясо. К счастью, не только оно. Германия захватывала территории и города, ими следовало управлять. В маленькие и большие города хлынули районные и окружные комиссары, все они были питомцами НСДАП. Краузе в партии не состоял, но Город находился в тылу действующей армии, комендантов здесь назначал вермахт...
Грохот сапог оторвал Краузе от воспоминаний. Клаус показался в двери и сделал подобострастный вид.
– Где ты шлялся, болван? – буркнул гауптман. – Подавай умываться!
Клаус исчез и появился с тазиком и кувшином. Он аккуратно наполнил таз подогретой водой, затем сходил за бритвой. Через пять минут умытый и чисто выбритый Краузе застегивал мундир.
– Что на завтрак? – спросил, все еще демонстрируя недовольство. Комендант не должен ждать своего денщика.
– Смею просить господина гауптмана погодить с завтраком, – ответил Клаус. – У ворот дожидается русский. Он просит принять его.
– Я должен делать это натощак? – разозлился Краузе.
– У русского большая корзина с продуктами, – невозмутимо сказал Клаус. – Я видел там яйца, шпиг, коровье масло и глиняный кувшинчик со сливками. Русский уверяет: они свежие.
– Так хорошо знаешь русский язык, что понял это? – все еще сердито сказал гауптман.
– В этом нет нужды. Русский говорит по-немецки...
Сливки были свежими. Краузе понял это сразу. В поместье Леманнов он каждое утро лил в чашку густую белую жидкость и навсегда запомнил, как выглядит только что сепарированное молоко. Вкус русских сливок был такой же: горьковатый, маслянистый. Краузе физически ощущал, как густая жидкость, проходя пищевод, растекается по стенкам желудка, гася боль... Краузе промокнул губы салфеткой и обернулся. Русский и Клаус стояли у порога.
– Гут! – не сдержался гауптман.
Клаус довольно ухмыльнулся, русский вежливо наклонил голову.
– Прошу господина коменданта попробовать другие продукты, – сказал он по-немецки с еле заметным акцентом. – Все свежее, лучшего качества.