Инструктор. Первый класс - стр. 26

Вино, к слову, было Иллариону знакомо: он пару раз покупал его перед свиданиями с Ритой и нашел весьма и весьма недурным. Реклама утверждала, что это был любимый напиток Наполеона; если так, приходилось признать, что губа у консула была не дура. Поставлялось вино из Франции, что теоретически исключало возможность банального пищевого отравления. К тому же отравление некачественными продуктами, будь то алкоголь или консервы, неизбежно вызывает массу ярко выраженных и крайне неприятных симптомов наподобие неудержимой рвоты и никогда не убивает мгновенно. А Замятин и его знакомая умерли чуть ли не с улыбкой на устах; полковник еще успел поставить пустой бокал на стол, а Крюкова не успела и того: бокал так и остался в ее упавшей на колени руке, и остаток вина пропитал подол красивого жемчужно-серого платья.

Истина, несомненно, была в вине. Правда, следов присутствия яда не обнаружили нигде – ни в организмах погибших, ни в их бокалах, ни даже в бутылке. Иллариона это не обескуражило: сам он никогда в жизни не прибегал к подобному оружию, но его профессиональные навыки включали довольно обширные познания в области применения различных ядов. Вся эта премудрость уже основательно подзабылась, да и фармацевтическая химия эти годы не стояла на месте, но кое-что Забродов все-таки помнил. Существует целая группа ядов, которые, попадая в организм человека, полностью растворяются в течение нескольких часов, не оставляя после себя никаких следов. Самый легкодоступный из них – сульфат таллия, некогда широко применявшийся в борьбе с грызунами. Правда, он тоже вызывает весьма неприятные ощущения и убивает не сразу, но это означает только, что в бутылке был не он, а какой-то другой, малоизвестный, а может быть, и вовсе не известный науке яд – настолько мощный, что для летального исхода достаточно его мизерного количества, нанесенного на ободок бокала, либо весьма недолговечный и по прошествии определенного промежутка времени растворяющийся без остатка в любой жидкости, например в вине.

Если так, подумал Илларион, то яд должен был попасть в бутылку незадолго до убийства. Технически сделать это несложно, понадобится только шприц с достаточно длинной иголкой да свободный доступ в номер. Микроскопический след от иглы будет уничтожен штопором, а запись установленных в коридоре камер видеонаблюдения ничего не даст, если убийца – горничная или, скажем, электрик.

Правда, весь персонал дома отдыха подвергся весьма обстоятельной проверке. Илларион сомневался, что сумеет добиться от обслуги «Рябинки» большего, чем опытные дознаватели с Лубянки. Кроме того, если речь действительно шла о некоем недолговечном химическом веществе, убийце нужно было с точностью до часа знать, когда будет открыта бутылка. Иначе одно из двух: либо яд распался бы преждевременно и покушение не удалось, либо, наоборот, активное вещество не успело бы разложиться на составляющие и эксперты обнаружили бы его.

Если персонал «Рябинки» непричастен к убийству Замятина, значит, яд попал в бутылку до его приезда в дом отдыха. Было точно установлено, что в своей московской квартире полковник не ночевал: заехал на часок, оставил чемодан, собрал вещи, которые могли понадобиться на отдыхе, и убыл. Вино, надо думать, было куплено им по дороге и положено в дорожную сумку. Сомнительно, чтобы кто-то ухитрился отравить вино в пути: Замятин ехал на своей машине, сумка лежала в багажнике, вино – в сумке… Так кто же тогда впрыснул в бутылку яд – продавец в винном магазине? А как же тогда его недолговечность? Откуда продавцу, пусть даже он подкуплен какими-то гипотетическими недругами Замятина, было знать, когда именно полковник откроет бутылку – через час, через неделю или, быть может, через год? Откуда ему было знать, что вино – дорогое, тонкое французское вино – куплено для себя, а не в подарок?