Инквизитор: избранник Тьмы - стр. 14
На это монашка с ловкостью опытного карманника вдруг продемонстрировала ему увесистый узелок, связанный из грязноватого платка.
— Помочь, — насмешливо повторила она, — как и этим беднягам, владельцам часов и бумажников?
И она развязала узелок.
Там действительно оказались упомянутые предметы.
— Это не мое! — тотчас же нашелся толстый.
— Да брось, Мопс, — насмешливо и снисходительно произнесла монахиня. — Чьи инициалы вышиты на платке? Неужто не твои? Или мне еще поискать в твоих карманах, если тебе мало ворованных часов?
Густав покрутил головой и только прищелкнул в полнейшем восторге языком.
— Лучший агент короля, полагаю? — меж тем вежливо осведомился молодой человек в сутане. — Клэр Редстоун? Или подлог, как в случае с Ее Величеством?
— О, нет, — нежно и беззащитно проворковала монахиня таким слабым голосом, что ей тотчас захотелось предложить руку и помочь всеми доступными способами — вот такая она была нежная и слабая. — Никакого подлога, ваша милость. Историю королевы знают все, но это не мой случай. Я действительно лучший агент короля!
— Тогда добро пожаловать в Лонгброк! — чопорно поклонился ей альбинос.
7. Глава 6
Молодой человек, несмотря на свою странную особенность, был очень хорош собой.
Кроме молодости, великолепной стати, его украшала породистая, тонкая красота, не лишенная, однако, живости.
В праздничном свете вокзала на его бесцветное лицо ложились мягкие тени, подчеркивая все достоинства.
Его черты казались особенно утонченными, нос, рот — образчиками великолепного вкуса сотворившей его природы.
Алые глаза смотрели остро, внимательно, взгляд так и пылал. Волнистые белоснежные волосы его были аккуратно причесаны и прибраны так гладко, словно он тотчас вышел из парикмахерской.
На руках молодого человека, почти полностью скрытых длинными рукавами белоснежной сутаны, поблескивали серебряные перстни-когти.
Монахиня ослепительно улыбнулась молодому человеку, кокетливо строя глазки, и тот неожиданно смутился, нахмурил белесые брови.
— Ваша милость использует серебряные когти? — восторженно и нежно ворковала девушка, пыхтя своей сигарой, зажатой в ослепительно-белых, ровных зубках. — Ну и ну! Какое древнее и какое опасное оружие! А какие сильные пальцы у вашей милости! Кто б мог подумать! Рассечь накладными серебряными когтями тело врага — это, знаете, очень, очень необычно! Ловко! Сильно!
Похвалы и восторги, льющиеся непрерывным потоком, еще больше смутили молодого альбиноса, который изо всех сил старался казаться бесстрастным и спокойным.
У него даже уши запылали, а гладко выбритые щеки вспыхнули багровым румянцем. Он поспешно спрятал кисть, украшенную упомянутым оружием, скрестив руки на груди, и недобро, исподлобья, глянул на девушку.
— Не нужно много сил, чтобы пользоваться этим оружием, — недобро рыкнул он. — Я же вспарываю не столько тело, сколько магическую обол… впрочем, вы должны это знать! Зачем эти ненастоящие восторги?!
Монахиня захлопала глазами, беззащитно и мило. На ее лице выписалось самое искреннее удивление.
— Всего лишь хотела сделать вам приятное, ваша светлость, — ничуть не смущаясь от его недружелюбного тона, ответила она, глядя в глаза альбиносу, который, казалось, вот-вот закипит от раздражения. — Вы такой юный. Такой красивый. Такой милый! Такой чистенький, ну как фарфоровая балеринка на комоде!