Инкунабула. Первая книга - стр. 2

Она была там.

Древняя книга в кожаном переплете, инкрустированная черными агатами.

Инкунабула моей стаи.

Руки задрожали.

Но не успел я коснуться сокровища, как в комнате резко вспыхнул свет и насмешливый голос дядьки Еремея раздался прямо у меня над ухом:

– Горжусь тобой, мой мальчик! Если бы Ольга не пришла ко мне, перепуганная твоим поведением, я бы и не заметил. Мол, чахнет парень от неразделенной любви! Но так глупо погореть из-за бабы, Мстислав! Будет тебе урок.

Я не смел дышать.

Спина уже горела от неминуемой расплаты. Рука у дядьки была тяжелая и розог он не жалел.

Но больше прилюдной порки я боялся, что никогда больше не смогу подержать в руках драгоценную книгу – наследство, принадлежащее мне по праву рождения.

– Почему молчишь, мой мальчик? – обманчиво мягко спросил Еремей и рукой с отрощенными волчьими когтями ухватил меня за подбородок, заставляя смотреть в его янтарно-желтые глаза. – Со страху язык проглотил? А если прикажу его отрезать?

Я судорожно сглотнул. Волчья сила разлилась по комнате, обволакивая и подавляя, и я сгорбился под ее тяжестью, ожидая наказания. А дядька вдруг расхохотался, отпустил меня и крепко хлопнул по спине. Кивнул на трехногий табурет в углу, на который я послушно опустился, а сам остался стоять. Заговорил медленно и веско, все еще продавливая меня волей вожака.

– Через три дня ты должен быть в Печорах. Там у самой границы есть небольшая твердыня. В ней живет девица. Девчонка непростая, Мстислав. Моя воспитанница и невеста Ярослава. До полнолуния осталась неделя. За это время ты должен доставить ее Козельск. Живой и невредимой, Мстислав. Справишься, получишь свое наследство. – Он кивнул на инкунабулу и веско добавил: – И свободу.

Я хмуро уставился на дядьку и, напрочь забыв о приличиях, позволил себе горькую усмешку.

– Не веришь, значит? – Еремей недовольно покачал головой, а потом взял со стола тонкий стилет и рассек ладонь. Скривился так, будто съел горький огурец, и произнес: – Клянусь!

Сила вожака давила, и руки не слушались. Я больше не смел поднять на дядьку Еремея взгляд. С трудом отрастил коготь и провел по запястью, срывающимся голосом ответил:

– Принимаю клятву.

Горячая кровь капала на выскобленный деревянный пол. В напряженной тишине было слышно, как тикают настенные часы с кукушкой. Но вот Еремей зашипел и с силой сжал кулак. В тот же момент на моем запястье проступило багровое клеймо Зарайских.

Кровная клятва была принесена.

Стремительно темнело. Припарковавшись у обочины, я выбрался из машины и с хрустом потянулся. Оглянулся – вокруг ни души. Ни голосов, ни чужого дыхания, ни машин. Совершенно точно, я был совсем один.

Стоял непривычный для ноября крепкий морозец, хотя даже здесь, севернее родного Зарайска, еще не выпал снег.

Я скинул пальто и ботинки, поежился, коснувшись холодной земли голыми ступнями, принюхался, пытаясь уловить незнакомые запахи. Пахло осенним лесом – прелой листвой и падалью. До города было еще далеко, а дорога, ведущая к старой крепости, уходила чуть в сторону, и я все никак не мог решить, стоит ли мне сразу отправиться за девчонкой, или сначала наведаться в Печоры, разузнать, что да как.

От Тихона, правой руки дядьки Еремея, я узнал, что Ясна Изборская такая же сирота, как и я. Что стаю ее вырезали волколаки больше десяти лет назад, восьмилетняя девочка уцелела только чудом, а потом ее среди развалин крепости нашел вовремя подоспевший Еремей. Хитрый волчара принял, как водится, сироту в свой род, навел в твердыне порядок, что уцелело после набега – прибрал к рукам, приставил к девчонке стражу и пару нянек и был таков.