Инга Артамонова. Смерть на взлете. Яркая жизнь и трагическая гибель четырехкратной чемпионки мира - стр. 8

Прасковья Игнатьевна, мать нашего отца, несмотря на различные превратности судьбы, пережила многих и скончалась в возрасте почти девяноста лет. Она всю жизнь много работала, была исключительно вынослива, с ней не могли в этом соперничать не только люди ее возраста, но и гораздо более молодые.

Прасковье Игнатьевне жаль было своей площади, на которую пришла сноха Анна. Это обстоятельство не всегда имело добрые последствия для нашей семьи.

Мы особенно любили с Ингой, когда бабушка Паша пекла пирожки в масле. Я до сих пор не встречал, чтобы кто-то мог лучше это делать: пирожки таяли во рту.

И еще: она не забудет принести их нам на красивой тарелочке с золотистой каемочкой. При этом обязательно изящно подаст блюдо, улыбнется, пошевелит как-то по-особенному губами и с доброй хитрецой настоящего профессионала-мастера посмотрит на нас, ценителей ее работы. Это получалось у нее очень артистично, она как будто хотела этим сказать: «Знаю, что ждете, сейчас, сейчас».

Инге немало качеств досталось по наследству. От отца она унаследовала внешность, прекрасные физические данные (став взрослой, уже известной спортсменкой, она имела рост 177 см, объем легких – 5500 мл!) и хороший характер, который помогал ей сравнительно легко переносить жизненные невзгоды.

А их было немало, особенно в последние годы ее жизни.

Но все-таки врожденное свойство натуры – не принимать огорчения близко к сердцу – помогало Инге всегда. И в личной жизни, и в спортивной, где, к удивлению окружающих, Инга с легкостью, казалось, переносила напряжения соревновательной борьбы, происходящей буквально у всех на виду, что само по себе уже нелегко.

Ингин веселый характер, беззаботность помогали отдыхать ее нервам и телу. Детская легкость нрава (и как следствие этого – легкость натуры, доброжелательность к людям, отсутствие всякой зависти), доверчивость и уступчивость, с которыми вроде бы не могли никогда ужиться непокорность и упрямство, неприступность и хладнокровие, переходящее в гордую, но не злую насмешливость, тем не менее прекрасно в Инге уживались.

Ингин характер начал проявляться довольно рано, лет с двух. Уж если она не захочет идти ножками, то никакая сила не заставит ее сделать хотя бы один шаг – ни уговоры и обещания, ни даже шлепок. Она не будет капризничать, валяться на асфальте, просто не пойдет, и все. И выразит свой отказ спокойно и невозмутимо.

Так и приходилось маме брать на руки этого тяжелого ребенка (в прямом и переносном смысле) и нести его километра два, что отделяли наш дом от яслей.

Но в то же время и в яслях, и потом в саду все внимание устремлялось на Ингу: смотрите, вот какие упитанные и розовощекие дети у нас!

От отца и деда Инге передались сметливость и хваткость в работе – так же все в руках горело. От бабушки Евдокии Федотовны, о которой я расскажу, – сочувствие к людям, сердечность и отзывчивость. От другой бабушки – артистизм. От мамы – настойчивость.

Дочь Прасковьи Игнатьевны Леля, у которой был туберкулез, и ее муж до войны жили в одной комнате с нашей семьей – нашей мамой, отцом и Ингой. Леля часто играла с маленькой Ингой, ласкала ее. Все это, видно, послужило причиной того, что у Инги уже в подростковом возрасте тоже были обнаружены признаки туберкулеза. Впервые они проявились у нее как-то поутру. Мы разбужены были осторожно-тревожным стуком в дверь нашей комнаты. Открыв глаза, я увидел бабушку Пашу у двери, лицо ее выражало крайний испуг, было бледным.