Инфер-10 - стр. 16
– А ты не одинок?
– Я? Я одинок. Снова. Но наши одиночества разные, Рыбак.
– Это почему же?
– Я свободен. Хорошо это или плохо, но я свободен. Сегодня я здесь, сижу пью горлодер, курю сигары и смеюсь над тобой, старый, жирный и никому ненужный рыбак. Завтра я миную Церру, даже не заметив ее красот или уродства и двинусь дальше к горизонту.
– А я? Я тоже так могу!
– В этом и дело, – возразил я. – Ты не можешь. Прикованный пес не покинет хозяйского двора.
– Я давно никому не служу!
– Служишь. Пусть не прежнему роду, но своей родине. Ты верный пес Церры. Пес, что продолжает охранять свою родину и готов умереть за нее. Ты тот, кого раньше называли забытым ныне словом «патриот». Патриот своей родины. И значит, ты прикован к ней намертво. На твоей ноге такая же цепь, как на ноге срущего на голову статуи Сесила. И если Сесилу можно даровать свободу, предложить убраться отсюда подальше, и он рванет так, что только пятки засверкают… тебя освободить невозможно. Ты патриот.
– Ты не знаешь меня! Да, я люблю Церру, но ты не знаешь меня!
– Спорим, знаю? На двадцать винтовочных патронов. Спорим, мои следующие слова тоже будут правдой. Если ошибусь – отдам тебе свои патроны.
– Говори!
– Ты сказал, что платишь две десятины.
– Все платят. Таков закон.
– Но ты сказал это с потаенной гордостью. Спорим, ты платишь десятины точно в срок? Ни разу за все годы не опоздал, а если это и случилось, то только потому, что ты физически не мог явиться вовремя.
– Два раза я болел. Лежал пластом. Лихорадка, – едва слышно обронил Рыбак.
– Платить налоги ты являешься чисто выбритым, причесанным, в лучшей своей одежде. А заплатив, отправляешься в кантину, но не ближайшую, а в ту, любимую, где ты проводил досуг во времена, когда был весомым человеком, когда служил дону Матео. Ты усаживаешься на свое любимое место, заказываешь лучшие блюда, выпивку. И проводишь там время до закрытия, небрежными кивками отвечая тем, кто знал тебя по прежним временам. Там же встречаешься со стариками и их знакомым тебе потомством, расспрашиваешь о происходящем в Церре, всячески при этом стараясь не показать жгущего тебя любопытства….
– Хватит!
– Что «хватит»?
– Ты выиграл спор! Я отдам тебе двадцать патронов!
– Я еще не закончил…
– Сорок патронов к винтовке! Только заткнись уже! Да, я – он самый! Я патриот! Разве ж это плохо?
– Плохо? Нет, – я покачал головой. – Без патриотов не выстроить фундамент. Но патриот должен быть в гуще событий, должен быть деятельным, приносящим пользу. А если патриот всеми забыт и живет на окраине мира… это медленно сводит его с ума. Рано или поздно ты свихнешься, Мумнба. Сойдешь с ума, превратишься в тихого помешанного, плавающего на своей лодке по окраинным руинам и все реже навещающего город. Или найдешь себе цель среди правящих молодых наследников, оденешься во все лучшее, возьмешь винтовку и явишься в город чтобы убить его…
– Что ты! Я верен себе и родине! Я…
– Бывших, как ты, не бывает, Мумнба, – тихо произнес я. – Взгляни на меня. Я сам такой. Я не знаю покоя. Меня все время что-то жжет изнутри… Разве бывает день, когда ты не думаешь ни о чем из прошлого? Бывает?
– Нет… не бывает…
– И не будет. Не хочешь сойти с ума – займись чем-нибудь. Сколоти свой отряд, породи новое племя.
– Я уже стар…