Инфекция - стр. 3

Я до остановки кой-как дошла, продуло меня до последней косточки, стою, скорчилась – автобуса не видать. Ну, думаю – сердце меня не прикончило, так теперь от простуды загнусь. Тьху, тьху, тьху…

Минут двадцать стояла – нет автобуса. Ветер стих, снег пошел – крупный, нежный, легкий. В момент улица белой стала, деревья, в хлопьях – как в сказке. Сижу на лавке, и дремота меня пробирает, прямо закрыла бы глаза и спать

– Лидия. Забыл ваше отчество. Вы что здесь расселись? Забыли, что я вам говорил…

Вот те на! Глаза открыла – перед остановкой машина стоит. Да красивая – длинная, как крокодил, низкая. Перламутром в свете фонарей сияет, снег на нее не ложится, тает…

Давайте-ка в машину. Вам куда?

Господи, Сила твоя! Армен Яковлевич! Точно, Ангел, не зря тетки в больнице его так называли. Ржали. А ведь и вправду,

Я с трудом встала, онемело уж все от холода, дотащилась до машины, волоком таща сумку. Доктор выскочил, помочь – то, да ладно. Мы уж сами. Привыкли.

Села я, адрес назвала ему. Он хмыкнул.

– Лида. Это судьба, Мы с вами в одном доме живем. Вы в каком подъезде?

– В третьем.

– И я. А этаж какой?

– Пятый.

Рядом!

Когда, наконец, я ввалилась в квартиру, благо Армен сумки дотащил, сил у меня хватило только скинуть куртку, сапоги и шарф. И, как была, прямо в свитере и юбке, завалилась на кровать и провалилась в сон – какой-то тяжелый, черный, страшный.

Проснулась я – было как-то особенно темно, прямо глаз выколи. В жизни не видела ночью такой темноты, все равно, хоть что-то светится – отсвет фонарей в окно, лампочка какая-то, огонек смартфона. А тут ничего. Мрак. Как будто мне намотали на голову черный бархат двумя-тремя слоями, и он зажал мне веки, не давая открыть глаза. Эта дрянь еще пережала дыхалку, и душный воздух не попадал в мои легкие, клубился где-то рядом, вызывая головокружение. Я попыталась содрать эти черные витки с лица, но руки не поднимались, они были свинцовыми и только слегка крючились пальцы, превращаясь в бесполезные когти. Как у попавшей в стальную сетку птицы. Попытка заорать тоже ни к чему не привела, я только напрягала горло, но звука не получалось. Никакого, даже сипа. Просто пустая напруга, так пытаются надуть бракованный воздушный шарик – ы…ы… и ничего.

Страхэто пустое слово. Оно ничего не выражает. То что я чувствовала – наверное поймет только тот, на кого медленно опускают бетонную плиту, и она уже касается грудной клетки. Я дико пучила глаза, скребла когтями, которые, казалось, росли, впиваясь в матрас, напрягалась изо всех сил и.…задыхалась. Осталось явно немного – доля секунды и смерть станет облегчением – как вдруг острый желто-зеленый огонек разрезал темноту.

Я потрясла головой, сбрасывая воображаемый бархат и окончательно проснулась. В окно бил свет фонаря, того, что напротив "Магнита", я вчера не задернула шторы. Несмотря, что на мне было напялено все, в чем я ходила вчера в магазин, меня бил озноб, жуткий, потрясающий и беспощадный. Скребло в горле, болел затылок, но все это полная ерунда, главное озноб. С трудом встав, я, качаясь добралась до стенного шкафа и начала выбрасывать из него все на пол в поисках одеяла или чего-нибудь теплого- аккуратно поискать у меня не хватало сил и очень тряслись руки, но ничего не было. У этого дурака, моего мужа была идея-фикс – он закалялся, потому что, какой -то идиот ему сказал, что холод бережет молодость. Мы и дома спали в разных комнатах – я, мерзлячка, под теплым ватным одеялом, а то еще и с обогревателем, он – с открытым в любую погоду окном и под тонкой простыней. Так и здесь. Ни одеяла, ни покрывала, одни ровные стопки одинакового белоснежного льняного белья. Сволочь.