Империя в огне - стр. 48

Я со страхом замахал руками:

– Сжалься, о великая, мой мозг ещё не созрел для восприятия столь сложной информации. Давай-ка лучше про Агуду. Ты так интересно рассказываешь, – подлил я немного маслица.

– Хитрый! – погрозила мне пальчиком девушка и продолжила: – С самого детства ребёнок проявлял удивительные способности. Силой, подаренной ему небом, он равнялся нескольким своим сверстникам, а в стрельбе из лука равных ему не было во всём поднебесье. Рассказывают, что как-то раз находившийся во дворце его отца дайляосский посол увидел пролетавшую в небе стаю птиц и попросил Агуду подстрелить хотя бы одну. В ответ на его просьбу будущий Тай-цзу в один приём послал сразу три стрелы, и каждая из них угодила в цель. Вдаль же метал стрелы Агуда на триста шагов, стрелы других сильнейших лучников ложились наземь, не долетая сотни шагов до его стрелы. «С таким воином следует быть в союзниках, а не врагами», – сказал восхищённый посол.

Агуда вырос и после смерти отца своего боцзиле Хо- рибу принял от него бразды правления. Железной рукой он продолжил объединение чжурчжэньских племенных союзов. А когда все племена признали его власть, пошёл войной на государство киданей Дайляо. Поводом для этого стал отказ дайляосского императора Тянь-цзу выдать сбежавшего к нему чжурчжэньского предателя Ашу.

Но на самом деле самолюбие Агуды было уязвлено тем, что Тянь-цзу в своём письме называл его по имени, тем самым отказываясь признавать в нём императора Айсинь Гурунь.

– Почему Агуда так решил? – вновь вмешался я в рассказ Адзи.

– В Китае и прочих странах Азии с незапамятных времён ведётся традиция взошедших на трон правителей не называть собственными именами, а только именем, положенным по титулу. Так, после принятия власти Агуда стал Тай-цзу, то есть первый в династии, – с трудом растолковала мне царедворские хитросплетения девушка.

Я узнал, что таким приёмом пользовались частенько. Желая унизить и подтолкнуть к опрометчивым действиям правителя государства, с которым назревал конфликт, его попросту обзывали нехорошими словами и называли по имени, полученному им в миру, тем самым говоря, что никакой он не «цзу», а обычный смертный. Меж тем Адзи продолжила свой рассказ:

– К тысяча сто пятнадцатому году Агуда освободил от киданей всё современное Приморье и большую часть Маньчжурии, вытеснив их к границам сунского Китая и государства тангутов. На освобождённой территории он провозгласил новое государство Айсинь Гурунь, то есть Золотую империю, – закончила она и горделиво вскинула ресницы.

Я невольно залюбовался прелестной рассказчицей. Мы сидели в дальнем краю пещеры и были предоставлены самим себе. За последнее время привязавшийся ко мне Барони стал моим верным оруженосцем и хранителем покоя. Находясь в небольшом отдалении, он ревностно оберегал наш покой.

– Спасибо тебе, сэнсэй, – улыбнулся я. – И что бы я без тебя делал.

Адзи взглянула на меня так, как умела только она, и прижалась к моему плечу. Я уже не мог называть эту девушку Луизой – просто не поворачивался язык. Рядом со мной сидела принцесса. Каждое движение рук, наклон головы и порхание ресниц говорило об этом.

– У вас с Тай-цзу есть что-то общее, – прошептала она, чуть ли не прикасаясь губами к моей щеке.

– Что же? – в тон ей прошептал я.