Империя в огне - стр. 3
День незаметно перешёл в сумерки, и я, отложив рукопись в сторону, заготовил дрова и развёл костёр. Поужинав, при мерцающем свете костра вновь окунулся в поток событий, участником которых довелось стать моему другу.
Дочитав последние строки, я, глядя на далёкие огни лежащего на другом берегу Амура Нижнетамбовского, думал о превратностях судьбы, о её избранниках и пасынках. Почему случается так, а не иначе? Почему такая судьба досталась именно нашему Женьке, а не мне или кому-нибудь другому из нашей компании? А может, всё так и должно быть и Женька потому появился в нашем времени, чтобы, пройдя через все испытания и потери, вернуться туда закалённым воином и выполнить своё предназначение?
Мне стало грустно и обидно. А для чего родился я? Жизнь моя показалась мне скучной и неинтересной. И я решил, что непременно вернусь на Шаман-гору. Издам Женькины записи и обязательно вернусь.
Отмечу – среди листов старого пергамента, исписанных Женькиной рукой, обнаружились записи и другого человека, я их публикую тоже.
Глава 1.
НОВОБРАНЕЦ КЕШИКТЕНОВ
Я не привык стоять на коленях. И неудобно, и гордость не позволяет. Днём в степи жарко, а горячий песок нестерпимо жжёт выглядывающие из прорех ветхих штанов сбитые до крови колени. Я осматриваюсь: где я, что я? Судя по драным порткам и позе, в которой я оказался, мне снова не повезло и попал я к чужим нехорошим дяденькам.
«Что, допутешествовался, любимец богов?» – ехидно поинтересовался внутренний голос, совершенно не обращая внимания на то, что горло моё горело так, словно я только что съел полкило верблюжьих колючек.
Я досадливо поморщился: только тебя мне сейчас и не хватало, хотя… если в моём лексиконе появилось выражение «верблюжьи колючки», то это может помочь определить географию моего нынешнего местонахождения. И, озираясь по сторонам, я попытался ответить на вопрос: куда же меня занесло на этот раз? Если судить по оружию, одежде, внешнему облику местных аборигенов и рукописи, обнаруженной мною в своём собственном тайнике, то нахожусь я в самых что ни на есть средних веках. И не просто в средних веках, а в обществе азиатских кочевников. Об этом недвусмысленно говорили раскосые глаза и широкие скулы многих из окружающих меня людей. Хотя среди них встречались индивидуумы с чертами вполне европейскими. Людей было много, и все они, так же как и я, с унылым видом стояли на коленях и отрешённо смотрели перед собой. Стояла невыносимая жара. Запах немытых тел и гниющей плоти вызвал в моём желудке революцию, которая завершилась выходом на волю взбунтовавшихся масс неусвоенной пищи. Украдкой оглядевшись по сторонам, я убедился, что до моих судорог никому нет дела. Чистить зубы и выполнять элементарные правила личной гигиены здесь, по всей видимости, считалось бескультурьем.
«Боже мой! – пришла в голову совершенно несвоевременная мысль. – И как эти люди занимаются любовью?»
Если бы не горы с одной стороны и простиравшаяся до самого горизонта долина с другой, то можно было подумать, что попал я сразу к чжурчжэням. Но мне почему- то всегда казалось, что они должны жить на реках и в тайге, так же как и их потомки, в моё время называемые «коренные народности Приамурья». Хотя в Маньчжурии, в Приморском и в Хабаровском краях гор достаточно.