Империя в огне - стр. 24
– Он ещё не Великий хан всех монголов, а караул мы не проспим, – строптиво произнёс я, уже поднимаясь с пола.
По монгольским законам нового Великого хана не избирали два года. Ровно столько времени длились поминки по хану умершему. После смерти Чингисхана два года его обязанности временно исполнял четвёртый сын хан Тулуй.
Вскоре мы казались в обозе. Тут же пронырливые торговцы живым товаром предлагали приобрести в собственность себе подобных мужского и женского пола. Женщины здесь были на любой вкус и цвет. Ещё бы, только один из пяти жителей Старого света не был зависим от монгольского ига. А через несколько лет такая же судьба ожидает и Русь. А что если плюнуть на всё и податься спасать отчизну от Батыева нашествия?
– А эта чем тебе плоха? – услышал я обиженный голос куина. – Шибко баба для утех годная. Смотри, какая кожа гладкая да мягкая.
– Да годная, годная, – отмахнулся я, а сам продолжал думать о том, как всё же подмочь исторической родине. Но, выпив очередную чашу молочной бурды, решил, что не пока стоит. С моим-то характером я там такого наворочу, что ни Ключевский, ни Соловьёв потом ничего не разберут. А не дай бог, цепочка временных событий изменится? Я вернусь домой, а там все уже при коммунизме живут и компартия США опережает нас в социалистическом соревновании? Вот уж дудки этим америкосам, пусть живут себе в загнивающем капитализме, не буду пока вмешиваться.
Тут я увидел девочку, совсем ещё ребёнка, лет двенадцати-тринадцати. Это угловатое и худенькое тело было до безобразия беззащитно своей детской неспело- стью. Она с безучастным видом наблюдала за торгами, а на щеке блестела крупная слеза. Скорее всего, девушка была персиянка, либо славянка с примесями жгучей южной крови. Нежный овал лица и большие удлиненные глаза ясно говорили об этом, а выражение лица о том, что росла она и получала образование не в овине.
«Красота-то какая, и почему это её никто не покупает? Неужели такая дорогая? – подумал я. – Ведь через год- другой, когда отпадут перья гадкого утёнка, она затмит своей красой первых красавиц Поднебесной и её окрестностей». Обратился за ответом к купцу.
– Э, дорогой, сразу видно, не нашего ты ремесла человек, – щёлкнул пальцами тот. – На будущее у нас никто не работает. Продать надо здесь и сейчас. Посмотри, какой он худой, даже груди нет. – Торговец бесцеремонно ущипнул девчонку за сосок. – Нет, такой товар никто не купит, – с досадой махнул он рукой.
– Ну дак отпусти её, – посоветовал я.
– Проходи, чужестранец, ты мне так всю торговлю порушишь, – замахал руками торгаш.
– И все же, что с ней будет? – продолжал я.
– Что будет, – почесал подбородок купец. – Солдатам охраны в долгом пути тоже развлечения нужны. Хорошо будут развлекаться, лучше за товаром смотреть станут, – нашёл он выход из положения.
Я с сожалением посмотрел на девчонку. Кого-то она мне напоминала? Но кого, хоть убей, не помню. Я видел, как затряслись её покрытые нежным пушком щёки и как она с трудом сдерживает рыдание. Гордая. «Да, девонька моя, видать, насмотрелась ты за свои годы».
– Ну ты чего, я уже с тремя успел, – дёрнул меня за рукав Диландай.
Я повернулся к нему и… вспомнил. В девчонке было что-то от моей бывшей одноклассницы Иринки Овечкиной. Вот ведь как бывает!