Империя Солнца. Доброта женщин - стр. 2
В этом мире, как и в других, созданных Баллардом, много образов, балансирующих на грани символизма. Юного Джима завораживает все, что связано с авиацией, особенно военной. Он знает очень много о реальных военных самолетах, как союзнических, так и японских. Разбираться в самолетах, как с горечью видит читатель, Джим начинает не от хорошей жизни, но в то же время и они, и их пилоты становятся символом свободы, пути на волю, прочь от Шанхая и ужасов войны. Эта тенденция прослеживается во всех книгах Балларда: некая часть реальности является одновременно и фантастическим элементом. В «Затонувшем мире» это подводный город, в «Высотке» – многоэтажный дом, в The Day of Creation – река. В каждой работе Балларда чувствуется огромное психологическое напряжение, угадывается воздействие неких сильных эмоций на все основные образы. И только теперь мы, читатели, вроде бы уяснили, откуда взялись все эти эмоции.
И сам настрой баллардовских книг тоже, казалось, стало проще понять. Всем его работам свойственна общая характерная черта: яркие, мощные образы выписываются нарочито безэмоционально. Его рассказчики – слово «герои» здесь не вполне уместно – видят вокруг себя что-то невероятное, немыслимое, но внешне остаются бесстрастными. Актеры, когда разыгрывают комедию, придерживаются железного правила: сохранять серьезность. Зритель должен поверить: они и не подозревают, что происходит что-то смешное. Так и персонажи Балларда, сталкиваясь с ужасами, никогда не показывают страха. Их невозмутимость в числе прочего и наделяет его книги такой мощью, пронизывает такой тревогой. Корни этой невозмутимости, этой особенной, поразительной скудости эмоций опять-таки следует искать в Шанхае. И, судя по всему, вызвана она детскими впечатлениями от таких картин, которые маленький ребенок в принципе видеть не должен. Чего стоит одна только флотилия гробов, проплывающая каждую ночь по Янцзы в окружении бумажных цветов. «Джиму не нравилась эта мертвецкая регата. В занимающемся свете утра завитки бумажных цветов были похожи на внутренности, разметанные вокруг жертв взрыва на Нанкинском проспекте, когда террорист бросил бомбу». В одиннадцать лет ничего этого не должно быть у человека в голове: ни гробов, ни террористов, ни разорванных внутренностей. А в романе Балларда таких картин полным-полно. «Приглядевшись к перчатке повнимательней, Джим понял, что это кожа с руки корабельного старшины, обгоревшая и целиком отставшая от мяса во время пожара в машинном отделении».
К этому ужасу примешивается чувство покинутости. Джим живет в мире, где больше нет ни безопасности, ни любви, ни авторитета старших – короче говоря, в мире без родителей. Сам Баллард отправился в лагерь для интернированных вместе с отцом и матерью. Так уж вышло, что в том же лагере оказался мой крестный, Билл Стюарт, и он был очень категоричен на этот счет. «Я хорошо знал Джеймса Балларда, – говорил он, имея в виду отца писателя, – у них все было не так». Но важно другое – как это ощущалось. В подобных лагерях родители ничем не могли помочь своим детям. Их жизнь и смерть зависела от одних только японцев. Дети это тоже понимали. В «Империи Солнца» Джим остался без родителей, потому что в реальной жизни было не важно, рядом они или нет – человек все равно чувствовал себя покинутым, одиноким. «На душе у него стало вдруг необычайно легко, не оттого, что родители от него отказались, а оттого, что он заранее знал, что так и будет, и теперь ему было на это плевать».