Империя полураспада - стр. 44
Скоро дорога вывела путников к самым главным вратам, которые существовали и были настоящими, будто вчера сделанными. По краям змеился затейливый орнамент, а середина каждой створки делилась пополам с изображёнными в каждой части какими-то историческими событиями, вероятно, относящимся не только к Аркаиму, но и остальной земле.
Знатнов даже погладил доски, когда входили вовнутрь. Только разглядывать рисунки было некогда, потому что перед прибывшими предстал дворец, повторяющий конструкцию городских строений, только более глобального масштаба. А перед дворцом, словно ворота в храм, стояла небольшая пирамида, только Константинов крест был вовсе не на её маковке.
Рядом с этой пирамидой находилась такая же, только сложенная не из камня, а из человеческих черепов. В основании пирамиды виднелась зелёная трава, на которой с северной стороны лежал панцирь огромной черепахи, словно ремнём, перетянутый змеиной кожей. С южной грифон,[10] лев с поднятой когтистой лапой и головой орла, выполненный из сочного оникса. На западной стороне примостилась большая птица из родонита с красивым девичьим лицом. Таких на Руси звали Макошь или Сирин.[11] А восток занимал Иркуйем-Богал,[12] бог медведей в настоящей лохматой шкуре.
Александр Викторович помнил истории этих Божьих тварей весьма смутно и решил при случае расспросить Константина Константиновича. Но более всего на него произвела впечатление пирамида из человеческих черепов, вершину которой венчала монограмма «Хи-Ро», то есть тот самый Константинов крест, состоящий из двух греческих букв имени Христа.
Известно, что скрещённые буквы «Х» и «Р», впервые увидел император Первого Рима – Константин. Увидел прямо в небе по дороге в Рим. Благодаря видению, Первый Рим и стал христианским. А под этими буквами находилась подпись: «In hoc vinces», что в переводе с латинского значит – СИМ ПОБЕДИШИ. Именно этому изречению Константин поверил и победил. Победил и гавров, и ливонцев, и этрусков, и даже взбесившихся в ту пору мавров. Власть Риму выпала великая именно в то время.
– Надо же, «сим победиши» наследует за отцом наследственную власть? – промолвил вслух Знатнов.
– Ой, не надо вручаний! – сразу возразил старец. – Ты, я мыслю, подворотно глаголишь?
– Так, да не так, – смутился Знатнов. – Чё ж нам пред горой черепов поклоны бить?
Александр Викторович и сам не заметил, как стал подражать непривычному, но вполне понятному говору старообрядца. А, может, древнерусская жилочка в нём проснулась, кто знает? Но тут из храма вышел навстречу ещё один старец, намного старше приезжего в светлом хлопчатобумажном подряснике, застёгнутом наглухо. Только как же он здесь оказался? Ведь ни огня, ни еды никто из археологов в храм не носил. Тем не менее, старец вёл себя вполне уверенно, а слова его были не чуднее, как у появившегося ниоткуда Смарагда.
– Здравии будьте, господари, коль пожаловали. Вельми всех Господь пожалует.
Пришедшие поклонились старцу. Из вытянутой руки старца в направлении выложенной из камня пирамиды вылетел как бы серебристый сгусток и рассыпался по строению сетью изумительных искорок.
Этот необычный фейерверк ничуть не удивил Знатнова, он давно уже убедил себя в нечудности пока необъяснимого чуда. Все мы живём в этом мире только раз и всем нам приходится сталкиваться с удивительным, а порой и самим совершать какие-то чудеса. Да, хоть вспомнить полчаса назад схватку с пресноводным осьминогом! Ведь нигде на земле подобного не найдёшь. А этот здесь обитал, затаился и охотился бы за археологами, если бы не оглобля. Кстати, Знатнов не собирался бросать свою спасительницу оглоблю – какое совершеннейшее оружие может быть в руке русского как не оглобля?