Империя Александра Великого - стр. 25

Монета Птолемея II

Так обстояли дела в бывшей империи Александра Великого в 280 г. до н. э. Все первые диадохи, и даже сыновья двух из них – Деметрий и Агафокл – были мертвы. Сын первого из них был претендентом на македонский трон, который получил после долгой и сомнительной борьбы. Антиох, который долго был регентом восточных провинций за пределами Месопотамии, после убийства отца неожиданно получил такое обширное царство, что не смог контролировать прибрежные районы Малой Азии, где старались укрепиться свободные города и династии. Птолемей II уже был царем Египта и сюзереном Кирены, а также претендовал на Палестину и Сирию. Птолемей Керавн, злодей и убийца, восседал на троне Македонии, но находился в состоянии войны с претендентом Антигоном. Пирр из Эпира отправился покорять новые владения на западе. Такой была обстановка, когда на мир обрушилось новое бедствие.

Утверждают, что при вторжении кельтов или галлов, разгромивших римскую армию при Алии (река, приток Тибра) и захвативших город[8], были уничтожены также все древние архивы республики, и появился пробел в анналах, который можно восполнить только из устного народного творчества. Таким же образом вторжение кельтов в Македонию и Фракию в 278 до н. э. (весной 280 г. до н. э. – Ред.) положило начало новой эпохе. Вторжение почти совпадает со смертью последнего из великих диадохов, оно отмело претензии худшего из эпигонов – второго поколения, – поскольку первым защитником эллинизма, встретившимся с кельтами в бою, был Птолемей Керавн, которого они убили и уничтожили его армию. Нашествие кельтов на Грецию и Малую Азию наполнило сердца людей новым ужасом и не только вдохнуло в них отвагу, но также послужило источником вдохновения для скульпторов и поэтов. Искусство Греции претерпело если не полную трансформацию, то, по крайней мере, возродилось после беспокойных времен прошлого. Аполлон Бельведерский, Умирающий гладиатор (на самом деле галл), великий алтарь, недавно раскопанный в Пергаме, – все эти шедевры говорят о возрождении скульптуры. Послушный и неоригинальный Павсаний становится поэтом, рассказывая об ужасах вторжения кельтов в Македонию и Грецию. Очевидно, он использовал некую поэму, описывающую эти волнующие события, в которой есть любопытное повторение деталей персидского вторжения в пересказе Геродота – сражения при Фермопилах и поражения варваров, предательства, отклонения от курса для овладения сокровищами Дельф, с помощью которых бог чудесным образом защитил свой храм и обрушил кару на захватчиков. Нельзя не упомянуть о пугающих повествованиях и дикой жестокости галатов, их пренебрежении ко всем законам цивилизованной войны – о том, как они оставляли своих убитых непогребенными, разоряли древние гробницы, убивали и грабили, пожирали детей греков. Даже Полифем и лестригоны у Гомера не были столь ужасающими. Была такая же попытка объединения греков и разрушившие союз эгоизм и сепаратизм. Но на этот раз важными факторами греческой армии являлись не Афины и Спарта, хотя Афины все еще обладали некоторым весом. Этолия, выделившая около 10 тысяч воинов, вынесла основное бремя военных действий и получила основную долю добычи. Галаты, как это было в Италии, могли победить в бою, но не знали другого использования победы, кроме бесцельного грабежа и насилия. Опустошив Македонию и Фракию, они направились в Малую Азию, где каждое государство стремилось избавиться от них, передав соседу. Однако кельты стремились служить наемниками, и со временем во всех армиях того времени появились контингенты кельтских войск, долго считавшиеся почти непобедимыми, но поскольку они были готовы сражаться на обеих сторонах, то сами же нейтрализовали свою силу.