Императорская Россия - стр. 69
Божиею поспешествующей милостию, Мы имярек, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Карельский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новогорода низовской земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северные страны Повелитель; и Государь Иверские, Карталинские и Кабардинские земли и области Армянские; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Государь Туркестанский; Наследник Норвежский; Герцог Шлезвиг-Голштинский, Сторнмарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.
Провозглашение царя императором не просто отражало известные внешнеполитические устремления, свойственные всем империям, делившим мир на куски. Дело в том, что идеология самодержавия подверглась при Петре существенному подновлению в духе времени. Божественное происхождение царской власти было пополнено популярными тогда идеями «общественного договора», «естественного права». В идеологических документах и публицистике той поры говорится о некой «должности», «обязанности» государя перед народом. Так, в «Правде воли монаршей» 1722 года сказано:
Царей должность есть… содержание подданных своих в беспечалии и промышлять им всякое лучшее наставление к благочестию» или «Царского сана долженство… есть сохраняти, защищати, во всяком беспечалии содержати, наставляти же и исправляти подданных своих.
Царь Петр I принимает титул отца Отечества, Всероссийского императора и Великого. 1721 год.
Определение это вполне укладывалось в распространенную тогда же концепцию монарха как «Отца» подданных.
Естественно, что рассуждения об обязанностях монарха были чистой риторикой, облекались в нарочито туманную, юридически неопределенную форму, за которой, в сущности, не было никаких реальных обязательств и ответственности. Петр I, несмотря на его особую любовь к законотворчеству и регламентационную страсть, не стремился достаточно точно определить характер своей власти как власти первого императора и тем более обозначить свои обязанности. Точно так же не оговаривались и компетенции Сената в отношениях с верховной властью, а впоследствии (после смерти Петра I) и компетенции различных «Советов при особе государя». Право казнить и миловать по собственному усмотрению было и оставалось непререкаемой прерогативой государя, освященной Богом и традицией. В этом русские цари XVI—XVII и императоры XVIII веков были схожи: например, посредственная императрица Анна Иоанновна выражалась в одном из своих писем совершенно так же, как незаурядный Иван Грозный: «А кого хочу пожаловать – в том я вольна». В таком же духе высказывался и Петр Великий. В истории петровского самодержавия немало свидетельств, говорящих о безграничном самовластии одного человека. Вестернизация, поразительные нововведения в экономике, военном деле, быту, нравах, искусстве кардинально изменили Россию XVIII века. И только в двух сферах ничего не менялось: в крепостном праве и в праве самодержавия. Более того, перенесение и восприятие в России XVIII века передового по тем временам западного опыта, институтов и идей служило целям упрочения и крепостничества, и самодержавия. Представляется, что Петр, прекрасно знавший особенности государственного строя тех стран, опыт которых он высоко ценил, исходил из убеждения, что в России иной формы правления, кроме самодержавия, быть не должно. Поэтому в петровский период, ознаменовавшийся созданием нового государственного аппарата, и речи не заходило не только о каком-то представительстве сословных групп, но и о делегировании каким-то учреждениям власти самодержца.