Император Николай II и заговор генералов - стр. 5
Обнимаю. Кирилл».
Лицемерные слова об ответственности перед Государем и Родиной, оправдание своих преступных действий тем, что он якобы «спасал положение» – типичны для Великого князя Кирилла Владимировича. Но вот как эти действия оценивает другой участник позорного акта – М.В. Родзянко, приложивший столько усилий к совершению переворота в России. В своих воспоминаниях он по этому поводу пишет: «Прибытие Члена Императорского Дома с красным бантом на груди во главе вверенной его командованию части войск знаменовало собой явное нарушение присяги Государю Императору…»
Генерал Н.Н. Головин, бывший профессор Императорской Николаевской военной академии, а позже профессор русского историко-философского факультета, а также домашний учитель истории Великого князя в дни его отрочества в Париже, отмечает следующее: «Великий князь Кирилл Владимирович, являвшийся следующим после сына и брата Государя кандидатом на престол, ведет под своей личной командой батальон Гвардейского экипажа на присоединение к восставшим войскам, собиравшимся около Государственной Думы. Мало того: утром того же 14-го (1-го) марта он разослал начальникам частей Царскосельского гарнизона (Царское Село было резиденцией Императрицы Александры Федоровны) следующую записку: “Я и вверенный мне Гвардейский Экипаж вполне присоединились к новому правительству. Уверен, что и вы и вверенная вам часть также присоединитесь к нам”. Совершает все это Великий князь Кирилл Владимирович 14-го (1-го) марта, накануне отречения Государя, т. е. в тот момент, когда поведение членов Государственной Думы, какими бы мотивами оно ни диктовалось, являлось революционным. Говоря иными словами, Великий князь Кирилл Владимирович на третий же день солдатского мятежа присоединяется к восставшим и призывает к этому другие войска».
Так или иначе, благодаря столь всестороннему изучению даже второстепенных деталей этой измены планетарного масштаба, труд Кобылина не только не утратил значения в наши дни, но в силу своей насыщенности фактами позволяет увидеть общую картину национального бедствия. Несомненно, что это обращенное к нам из 1970-х годов прошлого века слово автора явится хорошим поводом для осмысления русской истории в один из ее самых роковых периодов.
Вступительное слово к первому изданию (Всеславянское издательство, Нью-Йорк, 1970 г.)
Староста Церкви имени иконы Казанской Божией Матери в Сантиаго, в Чили, в своем докладе по случаю 35-летия со дня смерти Государя Императора Николая Александровича и Его Августейшей Семьи, заканчивая его, сказал:
«…9-го марта вся Царская Семья была арестована.
Россия рухнула в бездну…
Прошло 35 лет от начала русской смуты. Много за это время пережито, и многое из того, что было тайным, становится явным. Сквозь туман взаимных обвинений, раздражения и злобы, вольной и невольной неправды, истина пробивается не свет Божий. Раскрываются двери архивов, становятся доступными тайны сношений, растут воспоминания, и у людей начинает говорить совесть. И по мере того, как с прошлого одна за другой ниспадают завесы, рушатся с ними и те злые вымыслы и сказки, на которых выросла, в злобе зачатая, русская революция. Как будто встав от тяжелого сна, русские люди протирают глаза и начинают понимать, что они потеряли.