Размер шрифта
-
+

Император Николай I - стр. 6

Задолго до окончательного распада Османской империи он чувствовал, что именно здесь – опасный узел напряженности и конфронтации, чреватый непредсказуемыми последствиями. Император письменно и устно старался убедить западноевропейских лидеров, что необходимо мирным путем решить эту проблему «больного человека», и готов был взять торжественное обязательство отказаться от каких-либо территориальных приращений для Российской империи.

Ему не верили, чистоту и искренность помыслов Царя не хотели признавать ни в Лондоне, ни в Париже, ни в Вене, ни в Берлине. В своем русофобском ослеплении правительствам западноевропейских стран везде виделась только «агрессивная экспансия» России. Прошли десятилетия, и прозорливость Николая Павловича получила признание даже в традиционном мировом центре антирусских настроений – Лондоне[9].

Несомненные государственные заслуги Монарха, конечно же, не избавляли его от ошибок и заблуждений, являвшихся как бы следствием великих нравственных добродетелей.

Он не понимал и не принимал двуличие и лицемерие не только в обычном человеческом обиходе, но и в мире высокой политики, а потому оказывался единственным бескорыстным рыцарем среди мировых правителей, для которых имели значение только узкие земные выгоды и интересы. Николай Павлович являл совершенно иной пример.

Будучи честным и открытым, был убежден, что и другие монархи «милостью Божией» столь же откровенны и нелукавы, как и он. Никогда не бросая слов на ветер о дружбе и любви, Царь полагал, что это – необходимое правило для всех и вся. Ему были непредставимы глубины и масштабы нравственной деградации; те приемы цинизма, ханжества, двурушничества, ставшие давно обыденными в европейской политической игре. Оттого и проистекали в его жизни личные разочарования и политические неудачи…

Конечно, он не был политическим слепцом. Его скорее можно назвать Царем-идеалистом, но не оттого, что увлекался какими-то несуществующими и невероятными философскими или социальными «идеями», а потому, что всегда оставался преданным лишь одному, вечному и бесспорному Идеалу – Иисусу Христу.

Фрейлина А. Ф. Тютчева (в замужестве Аксакова, 1829–1889) – дочь поэта Ф. И. Тютчева (1803–1873) – назвала Николая Павловича «Дон Кихотом Самодержавия». Это определение в данном случае вполне уместно, если само нарицательное имя «Дон Кихот» воспринимать в первичном его значении, как обозначение человека, беспрекословно преданного чести и долгу.

Беззаветно преданный Богу, он не мог принять положение – это просто не укладывалось в голове, – что среди европейских правителей он оставался единственным стражем-христианином, выполнявшим свой долг перед Всевышним не только в образе частного лица, но и в качестве Монарха.

Когда Король Пруссии или Император Австрии уверяли Российского Императора письменно и устно в своей «неизменной дружбе», то он верил в это потому, что не мог не верить. Ведь подобные слова и заверения давались перед Лицом Божиим; это не просто «дипломатия», а незыблемый канон, обязательный для каждого христианина. Потому он так последовательно и целенаправленно поддерживал Священный союз, созданный в 1815 году после разгрома Наполеона для защиты христианских принципов в мировой политике.

Никаких политических, экономических или стратегических преимуществ и преференций Россия от этого не извлекала и не преследовала. В то же время такие страны, как Пруссия и Австрия, опираясь на братскую поддержку России, вели свою политическую своекорыстную игру, извлекая вполне очевидные текущие выгоды из нравственно-бескомпромиссной позиции Царя.

Страница 6