Илья Муромец и Сила небесная - стр. 3
…В этом месте Вера всегда начинала хихикать, потому что сто раз слышала эту историю и отлично знала, что будет дальше…
А дальше Илью разбудили громкие звуки. Сначала заскрипели ступеньки на веранде, потом хлопнула входная дверь, потом из прихожей донеслось шуршанье военного плаща, который папа брал на прогулку, чтоб греть маму, если она замёрзнет.
«Пора!» – подумал Илья и, набрав в рот побольше воздуха, выскочил из чулана.
В темноте «ГАВ!» вышло хорошо. Даже слишком, потому что вместо весёлого смеха родителей в ответ раздались душераздирающий кошачий вопль, женский крик, грохот упавшего тела и команда, отданная грозным басом:
– Стой, стрелять буду!
От неожиданности Илья закричал громче всех и бросился куда глаза глядят, хотя в темноте они никуда не глядели. Из-за этого он врезался в какую-то твёрдую штуковину, которая шумно отъехала в сторону и зазвенела битой посудой. Женский голос сразу перестал кричать и жалобно застонал.
Илья рванул в другую сторону, но тут же налетел головой на что-то мягкое, которое басом сказало «уй!» и скрипнуло зубами…
А потом включился свет, и Ножкин наконец-то удивился. Во-первых, у них не было такого огромного чёрного кота, который висел на гардине и истошно орал. Во-вторых, у них вообще никакого кота не было. Да и гардины тоже. И перевернутого стола, и битой посуды. А тётю на полу, он вообще первый раз в жизни видел. И толстого дядю в военном кителе, который с перекошенным лицом держался за живот…
В общем, перепутал киндер-миндер домики. Но не совсем, потому что толстый дядя оказался полковником Тарасюком – папиным новым начальником, и это как раз он пригласил семью Ножкиных в гости, чтобы поближе познакомиться.
Вот и познакомились!..
Зато потом очень подружились: папа с полковником, мама с его женой, а Илья с Бармалеем.
В конце рассказа Вера уже не хихикала, а вовсю смеялась. Наверное, у неё было хорошее воображение. Да и всё остальное у неё было хорошее. И зеленоватые глаза, и светлые, по-мальчишески подстриженные волосы, и рыжие веснушки, которых она нисколько не стеснялась.
Как-то за ужином папа посмотрел на Илью в упор и спросил:
– Тебе нравится Вера?
От такого вопроса Илья, чуть котлетой не подавился и, чтобы не отвечать, принялся кашлять. Папа постучал его по спине, улыбнулся и сказал:
– А мне нравится. Симпатичная девчушка! Напоминает нашу маму в тринадцать лет. Во всяком случае, я точно такой её запомнил.
– Ну, вот ещё! – фыркнула мама. – Я была тихой и послушной, а эта Вера какая-то взбалмошная. Хотя чего тут удивляться – переходный возраст…
Действительно, Вера бывала разной: весёлой и серьёзной, задумчивой и прямодушной, грустной и резкой, но при этом она всегда оставалась самой собой, как море всегда остаётся морем и в шторм, и в штиль.
Ей всё было к лицу: даже то, что в ней сочетались самые не сочетаемые черты. Она была круглой отличницей, но запросто дружила с самыми отпетыми бандитами вроде Вовки Семякина и Гуся. Она играла на скрипке тихие этюды, но при этом умела оглушительно свистеть в четыре пальца, чему её научил дедушка, который в молодости держал голубятню и свистом поднимал в небо сизарей и турманов. Она казалась беззащитной, как жёлтый одуванчик, но, когда надо, дралась так, что второй раз с ней никто не связывался: этому её научил старший брат – мастер спорта по боксу.