Иллюзион жизни - стр. 6
Как путеводной нити след.
Но среди школьных парт живет
Ее душа, ее дыханье
И сердца тонкое страданье,
Мечтаний дерзостный полет.
И знает каждый ученик,
Что материнское начало
В учителе бесценней книг,
И дарит крылья за плечами.
Памяти узников фашистских концлагерей
ФАШИСТСКИЙ КОНЦЛАГЕРЬ ЛЮБЕК
К 75-летию Победы СССР над фашистской Германией
Мы все жили в одной большой трехкомнатной квартире: я с мамой и папой, Алеша со своими мамой и папой, и дедушка с бабушкой. В войну мы не играли – только в раненых, – я их спасала, а Алеше мазала йодом коленки и пряники на обед ему берегла. Лариса протянула вперёд два кулака и спросила:
– Отгадаешь, в какой руке?
– В левой, – прошептала я.
– Вот и не угадала! Значит, делимся!
В горячих руках Ларисы оказались ароматные кедровые орешки. – А что ты шепчешь? Боишься кого? – Никого не боюсь я у бабани, сегодня все шепчут, и врач, и тётя Рая с тётей Клавой, слышишь? Шептались недолго, я бережно собирала слухом обрывки их фраз, – хотелось же быть во всеведении.
– Ребенку воздухом надо дышать, а они тут шепчутся! – сказала мама, и мы ушли. Но сначала прозвучало от мамы многозначительное: «Вот это да…!» на бабанино шептание прямо в ухо мамы.
Воздух был тряпочный какой-то: влажный и ветреный. Папа сказал, что тётя Надя станет матерью.
Тётя Надя была старшей дочерью тёти Таси, а тетя Тася – это родная сестра моей бабушки по материнской линии. Лариса – ее младшая дочь, но для меня она была к тому времени уже взрослая. Дядя Кузьма, которого так боялась тётя Надя, потому что он сердился на неё, был мужем тёти Таси. Они были узниками концлагеря в фашистской Германии. Это мне рассказала тётя Тася Девятого мая.
Концлагерь – это лагерь пыток для военнопленных. Такой лагерь был в городе Любек в Германии. Я подумала: «Любек – это как любить, а там не любовь, а пытки».
Тетя Тася за год до моего рождения стала записывать в тетрадь воспоминания о концлагере. Дядя Кузьма был против, потому что жалел тётю Тасю: она плакала, когда писала и вслух зачитывала свои строки, очень сильно плакала, и даже я не могла успокоить её, хотя всегда тётя Тася была рада нашему с бабаней приходу.
«…В концлагере было большинство русских, за колючей проволокой в три ряда, последний ряд был под током. Кругом часовые на вышках, около лагеря – охрана с собаками. В лагере более 1000 женщин и девочек и 60 юношей, – это люди из Харькова, Днепропетровска, Запорожья, Калининской области, Каменноподольска, Белоруссии и одна женщина из Горького». Так записано в тетради тёти Таси.
Этой женщиной из Горького и была сама Таисья Стасовна, родная сестра моей бабушки Анны Стасовны Черкашиной по мужу, а родительская их фамилия – Шепелевы.
Тётя Тася рассказывала мне о войне, об издевательстве фашистов над военнопленными. В нашей семье со стороны папы был пропавший без вести отец тети Зои, племянницы моего деда Матвея Евсеевича Сомова, а со стороны мамы был ещё один фронтовик, вернувшийся с войны живым – дядя Ваня, муж тёти Марии, старшей сестры бабы Ани. Рассказы об ужасах войны и о доблести солдат были немногочисленны, но каждый День Победы разговоры были именно о борьбе против фашизма.
Тетя Тася напоминала, что не просто так рассказывает нам о войне, а чтобы мы знали и понимали, что война – это беда народа. А когда вырастем большими, чтобы не допускали войны, потому что страдания повторяются, проходят второй круг в жизни человечества, если о них забывают, а они с дядей Ваней боролись за мир и счастливую и мирную жизнь потомков, нас.