Иллюзион жизни - стр. 2
Подонки собирались большими кругами и вместе обсуждали, как фильм, ее жизнь. А дура улыбалась им при встрече, да на праздники дарила всем подарки. Они и над ее подарками ржали до мокрых трусов своих позорных. Ее беда в том, что она отвечала скотам, как людям. А скоты принимали за должное ее нелепые подарки, и за подарки себе – ее горькую судьбу, брошенную уродам под копыта. Статусные свиньи хрюкали в своих благополучных чашках семейных чаепитий с рассказами о ней, горемычной, трепались по телефонам о ее бедах и сомнениях. А она все бегала за их флажками счастья, расставленными для нее в снегах, протоптанных лыжами параллельных дорог. И не находила этого счастья нигде. Искала и не могла найти в ужиных кольцах сплетен о ее поисках.
– Вы извините, дурушка, я обокрал вас десять лет назад, и вы утерлись слезами и ушли. Как же можно так жить, не отомщенной?..
А супруга этого мерзавца подрывала авторитет и без того не сильной дуры, и оставалась дура даже без работы – снова на улице, вдыхая горький запах отчаяния. А как же было супруге умника не рыть ямы дуре? Иначе она придет, как ясное солнышко, растопит ее жалость, расплачется вдруг. Матерая воинственная коряга, за дела своего супруга радеющая, да перестанет вдруг собирать сплетни? Как же будет им жить всем без дуры? Бесплатного кино лишаться? Да ни в жисть! Это как 13—й зарплаты лишиться или отпуска. Надо всегда заботиться о том, чтобы дура не выползла в свет, а то не дай бог ляпнет что – отвечай потом за нее. А сидит в своем отчем краю, засранном на всякий случай кучкой властелинов – и хорошо. Глубже ее затолкать только – и гоже. Дура опять припрется со своими убогими подарками, и начнет рыть свои кротовые норы к их счастью, чтобы полакомиться. Так лакомились они, лакомились, что разжирели свинские их рожи, и едва протискивались в телеэкраны новостей с извещениями о новых своих успехах.
А что было делать дуре среди болота крякающих уток, сидящих в сплошь сплетенных в узлы гадюках?! Утки громовещали известное им из уст гадюк, и растили вокруг дуры непроходимые чащи сплетен.
Дура горько разминала свои стертые в кровь ноги, присев на лавку. . По осколкам своей судьбы ходить босиком не каждый сможет. А Ирод копил свои достижения, на ее крови выполненные, на разможженной всклянь ее судьбе, и здоровел на глазах, наливался соком всевластия. Ей открылся заговор вокруг нее. Внезапно, когда приятель Ирода извинился перед ней, для нее открылось все, от чего она страдала и несла свой кровавый болезненный шаг по жизни. Тогда самая говорливая трещотка подавилась своими вонючими слюнями, – так поперхнулась, что в ее легкие вошли ее зловонные слюни, образующиеся от жадных откровений за чайком. Так поперхнулась, что стол опрокинулся вместе с чашками их, прямо на подол зашикаренного платьишка центральной сплетницы.
Они делали ареной цирка ее жизнь, а забывали о своей, став клубком гадюк в лесной чаще.
Образы светлой души
Сердце не отпускает светлых лучей, однажды озаривших жизнь. Что человек ждет от жизни, то и придет к нему. Не отпускать образы света из души, озарившие когда – то в юности – мудро, свет имеет проекцию на судьбу. Эта проекция снизошла с озаренного подоконника из глаз прекрасного юноши и поселилась в сердце моем. Лучики света пробивались ко мне сквозь отчаянье и тревоги, приходили неспешно, вовлекая в свою карусель, врывались в открытое окно и перекрашивали все цвета в доме.