Иллюстратор-2. Узел творения - стр. 27
Джаббар сквозь облако дыма, выпускаемого трубкой, сделал рукой останавливающий жест.
– Радикально и трудновыполнимо. Тебе не хуже меня известно, что никто из мира теней не в состоянии и свечной фитилёк погасить в Пангее.
– Никто, кроме Странника.
– Камаэль, Странник – не убийца. Это первое. Во-вторых, Герой пригодится нам здесь. Мы отправим за ним Странника. Он приведет Героя, а мы свидетельствуем его тень.
При этих словах в сжатом кулаке Джаббара обозначились полупрозрачные нити, отходящие от костяных чёток. Когда он обмотал их вокруг запястья, получился повод.
– Что скажешь? – неожиданно Джаббар обратился к молчаливому Ихсану.
– Ты собираешься надеть на Героя ошейник? – спросил тот, отвлекшись от своих дум.
– Иначе никак. Его сила нуждается в контроле. И Странника пора испытать в деле. Засиделся наш тёмный ангел…
– Позволь, я поговорю с ним! – вызвался Аббас. Его ладони в затвердевших от ожогов солнца рубцах непроизвольно сжались в кулаки.
Искоса поглядывая на руки среднего брата, глава старейшин сказал:
– Ихсан потолкует с Камаэлем. Или же… им обоим найдётся о чём помолчать.
Ихсан тут же вскочил как ошпаренный – нет, мчать стремглав посреди ночи выполнять наказ Джаббара в его намерения не входило, просто спрятанная под плащом Кисть внезапно обожгла бедро, вероятно… Или показалось… Так или иначе, задерживаться у костра он долее не собирался.
Глава 9. Молчание троих
Давно я не ел так вкусно и никогда так до безобразия неопрятно.
Змей приволок мясо – мягкое, со сладковатыми нотками, только с костра. Не интересуясь, чьё оно и откуда, я впивался зубами в сочную мякоть, по рукам и подбородку стекал жир с вкраплениями крови – недожаренное мясо тем было вкуснее. Я чавкал от наслаждения, как изголодавшийся нищий, которого ни с того ни с сего пустили на пир. Змей наблюдал за мной с ухмылкой, а я отгонял мельтешащие в голове мысли о её вероятном значении: презирает ли он моё очеловечение и несдержанность или решает, стоит ли сообщать мне о происхождении долгожданного ужина, – я ничего не хотел знать, а хотел лишь насытиться. Жевал, глазами выражая невысказанную благодарность своему кормильцу.
Тут я заметил, как змей насторожился, запрокинул голову и, не тратя слов, скользнул под землю, споро похоронив в песке остатки трапезы. Он заранее почуял, что откроется люк, безжалостный свет хлынет на дно ямы, и я, полуслепой с непривычки, подставлю ему беззащитное лицо. В яму бросили верёвочную лестницу, и я поднялся навстречу утреннему зною.
Солнце слепило глаза. Щурясь, я не сразу понял, кто передо мной. Он стоял против света в янтарном биште, с костяными чётками в руке – один из троицы старейшин: я плохо различал их одинаковые, похожие на древние валуны лица и оттого понятия не имел, который именно. За его спиной стояла Ингрит. На ней были лёгкие шаровары в тон коралловому платку, который она постоянно носила на шее, и тонкая белая блуза; под расстёгнутыми пуговицами облегающий чёрный топ. Рыжие волосы, собранные сзади в хвост, украшала золотая диадема.
Колдунья была бесподобна! И злость атаковала меня с новой силой: несмотря на вскрытую подноготную её лживой натуры, в противовес здравому смыслу, она внушала симпатию, странным образом обезоруживала, что было в корне неправильно. Я избегал смотреть на неё, душа злость, съедавшую разум.