Ил-2 атакует. Огненное небо 1942-го - стр. 32

– Пожалуйста, можно и поточнее, – ответил майор и начал не спеша стягивать с каждого пальца в отдельности плотно облегавшие руки перчатки.

– Возьмите карандаш, вычертите расположение самолетов на Бобруйском аэродроме, покажите, как заходили.

– Товарищ майор, – подчеркнуто по-строевому выпрямился К., – я картинки рисовать не умею.

– Да вы мне не картинку, а простую схему начертите! – Командир закашлялся.

Пока майор К. копошился в своем планшете, Гетьман принялся вытирать платком с лица масло и увидел стоявшего поодаль молодого летчика – одного из ведомых майора К. Командир поманил его рукой. Тот подошел, потупился в землю.

– Вы вернулись вместе с майором? – спросил его командир.

– Так точно…

– Цель хорошо запомнили?

– Нет, товарищ командир…

Гетьмана словно пружиной подбросило с пенька, его обожгла догадка: «Может быть, мой заместитель и над целью не был, потому и «картинки» рисовать не умеет?»

– Куда же сбросили бомбы?

– По пустому месту… – тихо ответил летчик, скосив глаза на стоявшего к нему спиной майора К.

У Гетьмана гулко заколотилось сердце, зашумело в ушах, как от близко взорвавшейся бомбы. Потом он увидел, как у летчика выступили слезы, как тот досадливо смахнул их рукой. Смягчился, взял летчика под локоть, отвел к своему искалеченному самолету.

– Расскажите все по порядку.

– Мы еще не долетели до Березины… Вдруг товарищ майор круто отвернул влево, пошел вниз под строй. Я еле успел за ним… Смотрю, у него бомбы посыпались, и я машинально нажал на кнопку сброса. Потом он и «эрэсы» начал пускать. Только тогда я рассмотрел, что под нами болото, и «эрэсы» пускать не стал. Решил было сам идти на Бобруйск, но других самолетов уже не увидел, а ориентировку потерял… Пришлось лететь за товарищем майором…

В это время Гетьман услышал за спиной голос майора К.:

– У меня забарахлил мотор, поэтому я решил на цель не идти. А бомбы сбросил, чтобы не подорваться на них во время вынужденной посадки…

– И в трех километрах от аэродрома сели на фюзеляж? – сверкнул на него белками глаз командир.

– Мотор перегрелся, совсем перестал тянуть. Козырек забросало маслом…

– Во-о-он!! – не своим голосом закричал Гетьман, его рука дернулась к кобуре, но ее перехватил Кожуховский.

Техники подняли штурмовик майора К. на колеса, заменили винт, запустили двигатель. При пробе на земле, а потом и в полете он работал совершенно нормально. Комиссия пришла к выводу, что летчик специально «вскипятил» мотор, закрыв заслонку маслорадиатора. В тот же день, когда устало-багровое солнце заваливалось за макушки сосен, на поляну собрали летчиков и техников. За ящиком, покрытым куском красной материи, сидели трое из военного трибунала. А перед ними спиной ко всем стоял высокий человек с непокрытой головой, неподпоясанный, со споротыми петлицами. Не хотелось верить, что это он недавно клялся в Богодухове у ветряка: «Первый «эрэс» я выпущу за нашу Родину, второй – за товарища Сталина!..», а выпустил эти «эрэсы» в болото.

Председательствующий трибунала от имени Родины объявил приговор:

– За трусость – к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно.

Гетьман попросил:

– Только не здесь. Увезите его куда-нибудь подальше…

Майору К. расстрел заменили передовой, «искупать вину кровью». Потом его видели в какой-то тыловой авиационной части…