II THE HORROR. Когда я поняла, что должна тебя бояться - стр. 26

– Знаете, – мне как-то неловко. – Это про психологию заключённых. Как они меняются в процессе своего заключения.

Я должна быть готова к тому, что нам будет всё сложнее общаться. Ведь он находится в клетке. Я не могу точно знать, как он живёт, потому что любое упоминание о распорядке дня в тюрьме вымарывается цензором, чтобы избежать возможного саботажа, организованного извне.

Девушка опустила взгляд и подняла руку ко рту. Кажется, ей никогда не попадалась такая книга на глаза.

– Я пойду посмотрю по базе, хорошо?

– Спасибо.

Через пару минут она возвращается с довольным видом победителя и синей книжечкой в руках и торжественно протягивает её мне. Я с грустью смотрю на неё и вежливо улыбаюсь. Эта книга нужна мне не для того, чтобы сдать экзамен в институте. Эта книга нужна мне для того, чтобы сохранить свою любовь. Это грустно. Мне необходимо научиться разговаривать на его языке. За одиннадцать лет его полностью перепрошьют. Мне нужна инструкция к его новому программному обеспечению.

Сажусь в машину, припаркованную на канале Грибоедова. Кидаю пакет с книгой на пассажирское сиденье. Закуриваю. Выпускаю дым. Смотрю на Спас на Крови, освещённый ярким весенним солнцем. Тоска и пустота. У меня ничего нет. Некуда ехать, никто меня не ждёт. Я больше энергия, чем материя. Я электрон, за которым никто не наблюдает. Электрон, который никому не сдался. Мне даже никто не позвонит, ведь никто не знает моего номера. Я в самовольном заточении. Отбываю наказание за всё, что натворила.

Открываю немногочисленные контакты в своём телефоне:

Мама

Миша

Подарки от Миши

Рома

Пишу: «Рома, привет! Чем занимаешься? Может встретимся?»

Он отвечает: «Сможешь приехать в Мамалыгу на Сенную? Я уже здесь, освобожусь через полчаса.

Я бросаю телефон на пассажирское сиденье и бью по поворотнику.

Через тридцать пять минут я сижу в шумном ресторане, а Рома за соседним столиком разговаривает с каким-то мужчиной. Их встреча затягивается. Рома извинился и попросил немного подождать. Я заказала вино, смотрю в окно и дёргаю ногой. У меня такое бывает. Паника накатывает. Гормональными волнами по крови разливается тоска. Я слишком сильно её чувствую физически. Мне становится больно. Благо, у меня есть обезболивающее. Я аккуратно встаю из-за стола и крадусь в туалет. Рома мимолётно посмотрел на меня и продолжил разговор. Хорошо, что мы не планируем встречаться или ещё какие-то романтические глупости. Иначе я бы уже обиженно ушла. Странно, да? С друзьями мы готовы быть более терпимыми и входящими в положение, нежели с людьми, с которыми нас связывает что-то большее, чем дружба. Какие-то другие ожидания, инструкции, требования. Если бы я шла на свидание, а не на дружескую встречу, то в ресторан сначала бы вкатились мои инструкции к оппоненту, а затем только сама я зашла бы с гордо поднятой головой и своими внутренними требованиями. Это в нас вшито на уровне ДНК или натренировано социумом?

Глубокий вдох. Через свёрнутую в трубочку пятитысячную купюру. Сидя на закрытой крышке унитаза. Сижу пять минут до достижения пика концентрации обезболивающего в крови. Выхожу в общее пространство с раковинами. Умываюсь. Если бы я пришла на свидание, то обязательно накрасила бы ресницы. Врезаюсь в глаза дрожащими, мокрыми пальцами. До сих пор не могу прийти в себя от утреннего письма, за которым неслась к ящику на первый этаж в тапочках. Я так хотела тепла. Так хотела почувствовать его любовь, нежность и свет. Но это письмо мне отправил Дима с тёмными глазами. Чувствую резкое и неожиданное объятие и знакомый запах женского парфюма. Оборачиваюсь.