Игры третьего рода - стр. 73
Вокруг висела тишина, нарушаемая лёгким шуршанием травы на слабом ветерке, острее дававшим почувствовать прохладу: термометр показывал всего плюс пять градусов. Корпус БТР ещё отдавал тепло жаркого лета земной Зоны, а люди потянулись за бушлатами.
– Не хватало ещё простыть, на фиг, – проворчал Исмагилов: он не любил холод и терпеть не мог зиму, хотя и прожил всю жизнь на Урале, где, как известно, был в этом смысле не Ташкент.
Домашников раскрыл личный вещмешок, в котором нашлась потрёпанная, но ещё вполне крепкая куртка «Аляска» с большим капюшоном, на затёртой оранжевой подкладке.
– Телогреечку армейскую тебе, значит, западло носить? – съязвил майор. – А нам, вообще-то, выдали всё офицерское!
Домашников хмыкнул с какой-то легкой грустью, словно оправдываясь:
– Я к этой куртке привык – все годы со мной пережила. – Он горько вздохнул. – И всех…
Гончаров молча похлопал Петра по плечу, словно говоря: «Да ладно, дружище, я же шучу».
Облачившись в соответствующую местному климату одежду, Пётр достал из кармана заранее припасённое тёмное стёклышко и посмотрел на светило – местное солнце имело выраженный синеватый оттенок.
– Проверь-ка уровень фона, – посоветовал Домашников майору. – Только учти, ДП-3Б хорошо прогреть надо.
Гончаров чертыхнулся в досаде, что сам сразу не догадался замерить радиацию, и полез внутрь.
Он пощёлкал тумблерами бортового рентгенометра и через какое-то время сообщил:
– Лампочка горит – радиация выше нормы. Чуть больше ноль одного рентгена в час. Хм, это, вроде как, не мало, насколько я понимаю.
– Да уж, – проворчал Пётр, – раза в четыре выше нормы. Правда, ещё чёрт его знает, какая у прибора погрешность. По паспорту я смотрел – плюс-минус десять процентов, но кто его поверял хоть раз за все годы? Тем не менее, можно считать, что повышенный фон радиации тут есть: либо солнышко имеет такой спектр, либо просто что-то «светит» на местности. Ты прибор не выключай, пусть работает.
– Вот дерьмо! – с чувством сказал Фёдор. – И так тундра какая-то, да ещё радиоактивная!
– Как считаете, может, стоит вернуться? – спросил Альтшуллер и добавил: – Нет, я не за себя беспокоюсь – мне-то всё равно, а вот вы все мужчины молодые, понимаете? Зачем вам радиацию хватать?
Домашников кривовато улыбнулся и немного подумал, прикидывая в уме.
– В среднем за простой рентгеновский снимок, скажем, лёгких, мы получали, если мне память не изменяет, где-то пять-шесть рентген. Но это, конечно, локально, а тут будет на всё тело светить, значит, за десять часов мы словим порядка одного рентгена, если фон не изменится.
– Так-так! – покивал Гончаров. – По армейским боевым дозам допускалось получить пятьдесят рентген, и это за один раз, моментально! Значит, нам пока можно выполнять задачу.
– Это – в Красной Армии норма была пятьдесят, а у американцев, например, в два раза меньше, как нам говорили, – напомнил Домашников.
– Долбанные америкосы, – ввернул Фёдор, выставивший голову из люка водителя, – жалеют своих бойцов.
– Точнее – жалели, – поправил Пётр. – Теперь им, скорее всего, тоже не до жалостей. Да и, вообще: будем считать, что просто солдаты у них более хлипкие.
Он повернулся к Александру:
– Правильно рассуждаешь, командир, мысль твою я понял. Накопительным порядком можно без сильного ущерба получить дозу и побольше. Но даже по американской норме, у нас есть двести пятьдесят часов – десять с половиной суток. Времени до хрена. Правда, если солнце поднимется выше, и радиацию создаёт именно оно, то может стать жарче как в прямом, так и в переносном смысле.