Игры Стражей - стр. 15
Но требовалось как минимум три повторных. Или не было смысла начинать.
Деньги у нее, конечно, были, но хранились на черный день.
Смешное определение беспросветного будущего.
Что для нее «черный день»? Смерть близких? У нее их не было. Мать с отцом похоронены на сельском кладбище под Берном, куда Хелен приезжала раз в год, перед Пасхой. Кузен Марк, единственный живой родственник, давно переплыл океан и не давал о себе знать уже несколько лет. Да и Хелен не сильно скучала. Фрау Грюнберг осталась одна в компании трех стерилизованных кошек.
Что страшного могло с ней случиться?
Болезнь? Операция? Трансплантация органов?
Хелен все чаще приходила к выводу, что у нее уже давным-давно наступили те самые черные дни, пустые, холодные и одинокие.
Они длятся не менее двадцати лет. Черные и беспросветные годы, которые она проживала, словно спала летаргическим сном человека с ампутированной частицей сердца, правым или левым желудочком. Или с ополовиненной, украденной душой.
Ее палачом были не раскаяние, не тоска или уныние. Нет. Долгие годы ее пожирала обычная зависть. Первая червоточина появилась уже очень давно – в юности.
Зависть к более привлекательным и уверенным в себе сверстницам, расхватавшим, словно горячие пирожки, перспективных представителей сильного пола.
Зависть к достатку их родителей, открывавшему двери в престижные университеты.
Зависть к человеческой наглости, беспринципности, безнаказанности. Зависть и злость, что собственные моральные устои не позволяют идти тем же легким путем и добиваться цели.
Мир правильной, набожно воспитанной швейцарки трещал по швам. Рассыпался словно карточный домик. Чего добился ее отец, прослуживший простым клерком в банке? Хорошей страховки, которая покрыла лишь его онкологическую операцию, но не спасла жизнь? Или мама, державшая небольшую цветочную лавку на Крамгассе и гасящая кредиты лишь на Валентинов день?
Хелен изнемогала от неудовлетворенности, от бесплотных попыток догнать утвердившихся, реализовавших себя подруг.
Достаток и мир в доме, состоятельные мужья или щедрые любовники, талантливые дети, успешный бизнес… Почему все только для них?
Она с тщательно скрываемым злорадством выслушивала сплетни о тайных связях или внебрачных отпрысках, об опасности банкротства или подозрениях на смертельный недуг.
Делая сочувственный вид, роняя лживые слезы, она потирала в душе руки от порочного счастья. Не все коту масленица… Богатые тоже плачут.
Обманывала себя, показательно критикуя попытки бывших подруг перехитрить возраст, доказывала всем, что стареть надо естественно. Страдая в душе от невозможности, точнее от нежелания потратить деньги на омолаживающие процедуры.
Все годы фрау Хелен жила во лжи, в самообмане. В нелепом самоутверждении. Служила актером собственного театра, у которого никогда не было зрителей.
Если не считать ее ленивых и глупых кошек.
Недуг зрел, менял обличья, срывал старые маски, цепляя новые, все более безобразные.
Мир с каждым годом тускнел, терял краски, приобретал запах затхлости, прорастал плесенью.
Хелен часто засиживалась на скамейке в саду, служившей ей аллегорией надгробия. Застыв, словно каменное изваяние, смотрела на зеркальную гладь озера и размышляла о смерти. Женщина давно сложила крылья за ненадобностью. Боролась со внутренним злом единственным доступным способом – спокойно ждала ухода, смирившись с собственным ничтожеством.