Игры скучающих купидонов - стр. 21
- Бр-р-р, холодно! – рядом приплясывала Томка. Мы ждали маршрутку. Каждая свою. – Кстати, ты почему не ходишь на пары по вышке? Больше пяти пропусков и к экзамену не допустят.
- Ненавижу математику.
- Ну и зря. БАХ клевый. Правда, я пока не все понимаю. Евклидово пространство никак догнать не могу.
- На дополнительные занятия не звал?
Томка - красавица каких поискать. Зеленые глаза, рыжие волосы, частые веснушки совсем не портят, а наоборот - придают очарования. Я всегда наслаждалась, глядя на ее живое лицо.
- Нет, а что?
- Запутает. Лучше своим умом дойти.
- А… Ой, моя!
Маршрутка поглотила Томку, а я встала на носочки, чтобы рассмотреть номер той, что ждала зеленый на светофоре.
- Ключева, садись, - к остановке подкатила машина Бойко. Распахнулась пассажирская дверь.
Я натянула шарф до самых глаз и осталась стоять на месте.
БАХ вышел из машины.
Громко посигналила подъехавшая маршрутка, он махнул ей рукой, затянутой в кожаную перчатку. Больно вцепился в мое предплечье и заставил пойти с ним.
- Ключева, что происходит?
Дворники со стуком скользили по стеклу, смахивая налипающий снег. Он валил крупными хлопьями и мешал понять, где мы находимся. Ледяная жижа с шипением расползалась под колесами.
- Я ненавижу Евклидово пространство.
- Давно?
- С тех пор как потеряла бюстгальтер.
Алексей Харитонович немного помолчал. Кожа перчаток так сильно натянулась на костяшках его пальцев, что, казалось, вот-вот лопнет.
Резко вывернулся руль, и машина замерла на обочине.
- Зачетка с собой? Давай сюда.
Он не стал ждать, когда я открою сумку. Забрал ее у меня и, вывалив содержимое на пол, откопал девственно чистую зачетку.
И тут же испортил ее.
Зачеткину девственность.
Щелкнув ручкой, написал «отлично» и размашисто расписался.
- Можешь не ходить на мои занятия.
Я и не стала.
Через год я уже училась в медицинском на фармфакультете и закончила его с отличием.
Тем снежным вечером в Евклидовом пространстве сгинула несчастная Софья Ковалевская.
Зато на свет появилась деятельная Мария Складовская-Кюри, которая больше не допускала ошибок в общении с преподавателями мужского пола. Не краснела, не бледнела. И до всего доходила своим умом.
- Гал, приходи сегодня ко мне ночевать. Так тоскливо что-то, - я вертела в руках шнур городского телефона.
Марь Степановна, оторвавшись от беседы с очередной старушкой о пользе и вреде клизмования, с беспокойством посмотрела на меня.
- Что? Опять прихватило? – Галка шумно жевала.
- Угу. Евклидово пространство засасывает.
- Жди. Часов в десять появлюсь.
- Что так поздно?
- У меня в восемь встреча с москвичами. Ну, помнишь, я им ресторан оформляла.
- Угу.
- Угу-угу. Ты словно филин в лесу. Сказала бы что-нибудь другое, приятное для слуха.
- Например?
- Целую нежно в левую сиську.
- С чего это вдруг?
- Ну, ты же там не одна?
Я оглянулась. Мне показалось или нет, что Марь Степановна теперь стоит гораздо ближе, чем была до этого?
- Ну?
На всякий случай оглянулась еще раз. Вдруг возвожу на человека напраслину?
Марь Степановна находилась уже в двух шагах от меня. «Только для лекарственного введения», - как ни в чем небывало настаивала она на конкретном способе применения клизмы. Правда, бедной бабульке, чтобы не терять словоохотливую собеседницу из вида, пришлось переметнуться к другому окошку.