Игры с огнем. За гранью - стр. 36
И это совсем не лишнее, потому что мне нестерпимо хотелось именно так и сделать.
Сила распирала меня.
Ее больше, чем когда бы то ни было! Ее давление почти невыносимо — и это и восхитительно, и мучительно сразу.
Вышки замолкают одна за другой — и когда затихает последняя, остается только вонь пороховых газов и существа из Пробоя внизу.
Лейтенант убрал руки.
Там, где они только что лежали, плечам вдруг становится невыносимо холодно, но это не важно, ничто не важно!
Я делаю шаг вперед — чтобы никто не помешал, не сбил.
И плету заклинание — выверяя каждое движение и невыносимо красуясь, выкладываясь изо всех сил…
Мужская часть нашей семьи любит это заклинание.
Оно пластичное и в умелых руках беспроблемно послушное.
Я люблю его меньше — слишком много сил оно жрет, но!
В этой ситуации — нужно именно оно.
Я разжала пальцы, и чары ушли вниз, и гудящее море белого пламени хлынуло, заполняя собой все пространство меж сторожевых вышек, выжигая все в этих очерченных границах любое живое существо…
Покрывая чудом выжившие сосенки, камни, траву, подножия вышек слоем пушистого белого пепла.
Ну?
Теперь-то меня наконец похвалят?!
За спиной, откуда я ждала если не бурного восхищения, то хотя бы сдержанного одобрения, задумчиво молчали.
— И сколько сил тебе для такого вот заклинания понадобилось? — осторожно уточнил мой телохранитель.
— Весь резерв, — так же осторожно призналась я, уже сообразив, что хвалить меня не будут, но не совсем понимая, чего от меня хотят. — Я же не на боевом посту, от моего пустого резерва ничего непоправимого не случится...
— Как быстро ты восстановишься?
Я прислушалась к себе.
— На данный момент, примерно четверть уже есть.
Нил таращился на меня, как будто впервые увидел.
Маккой глубокомысленно кивнул каким-то своим соображениям и скомандовал:
— Возвращаемся в расположение, Феррерс. Можешь идти досыпать, от утреннего построения и зарядки я тебя освобождаю.
И мы пошли.
Ноги гнулись плохо, и тело было деревянноватым — переполнявший меня восторг и адреналиновое возбуждение отзывались мелкой дрожью в мышцах, желанием немедленно куда-то бежать и что-то там делать. Удерживать тело в повиновении удавалось с трудом.
Я очень старалась двигаться естественно — ведь не объяснишь же всем и каждому, что это на меня «вдохновение битвы» так подействовала. Если кто-то увидит — точно решит, что у домашней девочки поджилки от страха трясутся…
— Это как понимать?! Это что такое было?! — майор вылетел чертиком из коробочки и сходу начал орать.
Вот минут пятнадцать назад и я бы вдоволь на него поорала, отводя душу — а сейчас всё, не хочется.
Все накипевшее во мне с нелепого начала моей службы выплеснулось.
Гнев, обида, неуверенность в себе, желание доказать всё сразу всем на свете — глупое, наносное, не стоящее внимания — всё это выплеснулось из меня, вместе с «белым пеплом».
Сколько, оказывается, во мне было ненужного.
Майор, к счастью, разгуляться не успел — Маккой вмешался с объяснение.
Санкционированное и проведенное под надзором и руководством старшего вмешательство в работу группы по устранению Пробоя возбуждало Лисовского гораздо меньше. Оно и понятно — тут меня в позу «зю» не поставишь, а лейтенанта, видать, ставить неинтересно.
Майор еще немного по дрожал ноздрями, поиграл желваками и затребовал у Маккоя отчет. А по итогам снизошел: