Игры капризной дамы - стр. 6
Шеф в отличие от Внучека не работал в местах лишения свободы и не знал, что в СССР нет заключенных, а есть только осужденные…
– При чем тут мы, – перебил его Внучек, – до Тараканино сто пятьдесят по прямой, а по кривой и того больше.
– Начальство звонило из Н-ска, – сказал шеф, – просило отслеживать обстановку и войти в штаб по освобождению заложников.
– Мне собираться в Тараканино?
– Да нет, – возмутился шеф непонятливости подчиненного, – штаб создают в Каминске, в СИЗО[7].
– Но я в отпуске, у меня на руках билеты в Лужбу… меня жена съест, – сказал Внучек, а про себя подумал: и чего бы тебе самому не войти в этот штаб…
Однако шеф тоже был опером, он угадал мысли подчиненного.
– Федор Степанович, вы же единственный специалист по местам лишения свободы… сбор через полчаса в следственном изоляторе…
– Хорошо, – ответил Внучек и чуть было не выругался.
Здесь нужно сказать, что Внучек не ругался матом. Несколько лет назад в каком-то ксерокопированном издании он прочел статью о том, что известный всему миру русский мат вовсе не русское изобретение. И возникло сие уникальное и универсальное явление во времена татаро-монгольского нашествия. С тех пор Внучек стал себя контролировать и никто, даже в самые распаскудные моменты жизни, когда всех и вся хотелось послать как можно дальше, не слышал от Внучека ни одного матерного слова. Правда, особенность эта делала его белой вороной среди коллег, которые иногда относились к нему так, как алкоголики относятся к трезвеннику.
После разговора с шефом Федя набрал номер Байметовой. Байметову звали Раиса Михайловна, но с недавних пор она вдруг стала представляться как Раиса Максимовна, и все, кто слышал это, говорили: ого… Это чрезвычайно льстило Байметовой, у всякого времени свои кумиры, и год тысяча девятьсот восемьдесят девятый не был исключением из общего правила.
Внучеку не хотелось сообщать о случившемся жене по телефону, и он попросил ее срочно вернуться домой.
Спустя полчаса Наталья появилась в квартире, раскрасневшаяся от мороза и предчувствия чего-то недоброго.
– Что произошло? – спросила она с порога.
– Происшествие небольшое… – начал он.
– А при чем тут ты? – безапелляционно заявила Наталья. – Ты же в отпуске.
– Ну сама понимаешь…
– А начальник?
– Он занят, – соврал Федя.
– И что?
– Придется задержаться на сутки… может быть, на двое…
– Но у нас поезд в три часа…
Ему хотелось сказать: поезжай одна, я тебя догоню, но жизненный опыт подсказывал, что давать такие обещания нельзя, за этим происшествием может последовать другое или это же продлится не сутки, а в двое-трое больше…
– Что же делать? – спросила она.
– Может, одна поедешь, – сказал он, надеясь, что она откажется.
– Хорошо, – решительно ответила она, – я поеду одна, а ты работай, работай и, может, когда-нибудь орден «сутулого» получишь, им как раз таких, как ты, награждают.
Такой реакции он не ожидал. «Вот тебе и подруга жизни…» Но он погасил в себе огонек злости, только сказал:
– Езжай… ключ я возьму с собой, а ты дверь захлопнешь.
Решив самый трудный вопрос, он оделся и направился в СИЗО.
В том, что он вспомнил кличку, не было ничего удивительного. У таких, как Сафонов, она написала на лице, а не вспомнил он ее в коридоре потому, что Сафонов сидел, наклонившись… и Виктор не разглядел его. Всякий, кто видел Сафонова первый раз, не мог избавиться от ощущения, что знает его кличку. Да и как можно назвать человека среднего возраста, с полным неподвижным лицом и маленькими глазками, как не Хряком.