Игра в пазлы: новые правила - стр. 23
Лифт с ровным гудением вознес нас на двенадцатый этаж, где жила Ангелина Лещук, подруга Веры. Она сразу меня очаровала – не приложив к тому ни малейших усилий. Радушия в ней было куда меньше, чем в тете Люде, которая сразу, только мы на порог, ставит чайник. Ангелина про чай и не вспомнила. Она окинула меня оценивающим взглядом и небрежно заметила: «Ничего маечка». После этого я поняла, что пойду в майке «дальтонизм» хоть на королевский бал. Вера удостоилась насмешливого вопроса: «По-прежнему с томиком Тютчева?». К моему восторгу, сестра извлекла из сумочки миниатюрное издание.
– Я своим вкусам не изменяю.
– Хорошо, что Маркса в таком формате не печатают, – невозмутимо ответила Ангелина.
Я захихикала.
– Все такая же побрякушка, – беззлобно сказала Вера.
– Арсений, друг мой, вступись за мать, – велела подруга, и сердитый двухлетний малыш замахнулся на Веру машинкой. – Мужик растет… Спасибо, сына. На папаню рассчитывать не приходится.
Я уже знала, что она родила от женатого и записала ребенка на свою фамилию.
– Наверное, ты его очень любила? – спросила я.
Ангелине я без стеснения говорила «ты».
Она пожала плечами:
– И сейчас люблю.
Прозвучало это с такой великолепной самоиронией, что я так и не поняла, в шутку это или всерьез…
С точки зрения грозненской морали, Ангелина заслуживала осуждения. Но она была так естественна, так органична во всех своих словах и поступках, так язвительна и остроумна, с таким неиссякаемым запасом интересных историй (не всегда правдивых), что я чувствовала: она нравится мне все больше и больше. Грозненская мораль уже не держала меня так крепко. Юбки-коротышки больше не шокировали, наоборот, я мечтала о такой для себя. И чувства Ангелины были мне понятны. Разве не люблю я до сих пор Кира, хотя он мне не принадлежит?..
Неожиданно для самой себя я выпалила:
– Я бы тоже родила от любимого! – И, краснея, добавила: – Не сейчас, конечно…
Вера закатила глаза в преувеличенном ужасе, Ангелина же серьезно сказала:
– Ты выйдешь замуж за человека на шесть лет старше тебя.
– Линка, хватит ей голову морочить!
Но я почему-то сразу поверила. Вспомнилось, что Ангелина единственная из всех на вопрос о бригантине ответила: «А чего ее искать? Я прекрасно ее вижу…».
Сейчас хозяйка сидела в лучшем кресле и живописала свадьбу какой-то Ниночки:
– Так они за день вымотались, что рухнули без сил. Он поднапрягся, говорит: «Ну что, давай?..». Она в ответ уныло: «У меня дела…». – «Ну дела так дела». Отвернулся к стене и захрапел. Первая брачная ночь, мать ее!.. Говорю Ниночке: «Не жалуйся. Ты до венца трахалась вдоволь…».
– Что такое «трахалась»? – наивно спросила я.
Когда Ангелина с тем же невозмутимым видом просветила меня, щеки и уши мои запылали. В Грозном это называли по-другому, неприличным словом на букву «е»… шепотом… такие безбашенные, как Макс Зинчук…
Сестра оборвала мой ликбез, начав рассказывать, как визжала Крысавка, когда вчера неизвестный выкрал мясо из ее кастрюли. Бульон оставил – почему-то Крысавка сочла это издевательством. Она грозилась устроить шмон по комнатам, пока кто-то не остудил: «Ну и что ты найдешь? Все уже сожрано. Времена нынче голодные. Какой-то моряк вернулся из рейса, жена не накормила…». Все сочувствовали Крысавке, несмотря на ее истерику, но когда она спустилась на вахту и там вынесла сор из избы, все снова от нее отвернулись. Гришка Афанасьев заметил: «Эта вобла всерьез надеялась, что из-за ее супа придут менты? Да они трупак два-три раза друг другу переложат, лишь бы не работать…».