Игра в пазлы: новые правила - стр. 15

Сестра помахала кому-то рукой. С земли ей ответила маленькая женщина средних лет. Я поняла, что это и есть Люда Крапивина.

Под воображаемыми брызгами уже стояла бутылка вина.

– За приезд, – сказала тетя Люда.

Я наблюдала с дивана.

Они дружат, несмотря на большую разницу в возрасте, и никто в них пальцем не тычет; а нас с Янкой за несчастные три года готовы были живьем сожрать!..

После первой рюмки лицо тети Люды разрумянилось.

– Что, Ань, с сестрой-то лучше будет?

– Конечно.

– Сестра – это тебе не тетка, – глубокомысленно продолжала Крапивина. – С теткой, небось, плохо было?

Я не ответила. К счастью, женщина уже увлеченно обсуждала с Верой какого-то Пантелеева из соседнего отдела.

Плохо ли мне было с теткой?..

Никогда не забуду ее слова: «Пусть пр-риезжают мама, сестра и забир-рают тебя! Сил моих больше нет! – И дяде Боре: – Еще двадцать р-родственников пр-ритащи!». А ведь сама затеяла эту «благотворительность». Как часто она твердила мне, что я в их доме – чужая!..

Крапивины жили рядом со школой, в «однушке» на первом этаже. Дверь нам открыл Артем. Уже вернулся от своей Марго?..

– Так и знал, что всем табором притащитесь, – проворчал он.

Но в глазах его была улыбка.

После чая мы стали смотреть фотографии. На одной из них яркая черноволосая девчонка, похожая на цыганку, смеялась прямо в объектив.

– Моя телка, – почему-то вздохнув, сообщил Артем.

– Рита?

– Да. Но не та, про которую ты думаешь. Это долгая история.

Я не проявила любопытства. Алексин научил меня сдержанности.

Крапивин захлопнул альбом.

– Проветримся?..

Вечер был душным. Серые сумерки звенели от комарья. Мне еще предстояло узнать, какие зверские на Сухой комары: шишки от укусов не сходят неделями.

– Смотаюсь за Юркой, – решил Артем.

Через пару минут он вернулся:

– Струсил! Тюфяк…

Я совсем не удивилась. Со мной всегда так.

– У тебя парнишка был? – внезапно спросил Артем.

– Да, – ответила я. – Кир.

Мне так хотелось, чтобы это было правдой…

– Теперь будет Юрка, – сказал Крапивин.

– Он же струсил.

– Куда он денется!..

Он никуда не делся.

Это лето столкнуло нас лбами – и набило шишек.

Сентябрь 1992 г.

Алексин

До последнего казалось, что пребывание в Алексине – это летнее явление. Летом всегда куда-нибудь выезжаешь, а к осени все возвращается на круги своя. И лишь когда первого сентября меня нарядили в чужую одежду, вместо привычной косы стянули волосы в «хвост» и сунули в руки букет бело-розовых пеонов – я поняла, что все всерьез и надолго.

Как минимум на год.

Тетя Римма болтала со своей приятельницей, и ее слышала вся улица, а я шла молча и думала о том, что тетка подозрительно добрая сегодня. Должно быть, ей льстит, что знакомые, с которыми она здоровается по пути (а на Петровке все знакомы), могут воочию убедиться, какая она хлебосольная и самоотверженная натура – не побоялась взять в дом неродную племянницу, вырвала девочку из этой «варварской» Чечни…

Новая школа высилась передо мной. В ней – о чудо – настоящий спортзал и раздевалка со скамейками и шкафчиками, и не надо ютиться на запасной лестнице, где все удобства – продавленное кресло и погнутые крючки. И никто демонстративно не заговорит при тебе по-чеченски, подчеркивая свою принадлежность к «высшей касте», как любили вытворять Джабраилов с Джанхотовым. Никто не обзовет тебя «русской свиньей» и не велит «убираться в свою Россию» – потому что это и есть Россия. Пусть местные кажутся мне странными и не знают самых обыкновенных вещей (что такое черемша и тутовник), я привыкну к ним, они – ко мне, и все будет хорошо…