Игра в дурака - стр. 33
Савелий откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу и сложил руки на объемном животе с видом человека, которому больше нечего сказать и некуда спешить.
Я усмехнулся.
– Но вы так и не объяснили, что конкретно от нас хотите.
– Неужели? – Голубые глаза Савелия наполнились прямо-таки детской наивностью.
– В самом деле, – развел я руками, после чего оба мы рассмеялись.
– Да ладно, чего уж там, – отсмеявшись, сказал Лузганов. – Ты все правильно понял. Я хочу, чтобы вы нашли этого Сокольникова. Или по крайней мере выяснили, что с ним в принципе могло случиться. Лично меня этот деятель не волнует, но москвичей он почему-то беспокоит, и они готовы за свое беспокойство прилично заплатить. Как ты понимаешь, дружок, заплатят они вам.
– И вам, – решил я поступить по справедливости.
– Отнюдь, – покачал головой Савелий. – Я собираю информацию, но я не занимаюсь сыском. Каждый должен заниматься своим делом в рамках… – он хмыкнул, – эффективного разделения труда. Я выступлю посредником, но совершенно бескорыстно. Это по части денег. Зато соблюду другую корысть. Пусть знают, что я – тот самый человек, который может все, в том числе и кое-какое расследование организовать. Так сказать, вам – деньги, мне – репутация.
В принципе, без согласия Кирпичникова я не имел права давать обещания. Но я его дал. В конце концов, мы уже влезли в дело Сокольникова, за которое нам собиралась платить Катя, и я посчитал, что переложить затраты с очаровательной женщины на неведомых москвичей не просто разумно, но и гуманно. Для Кати Валерий Аркадьевич был отцом, а для москвичей одним из фигурантов их политических затей. Хотят играть в политические игры? Пусть выставляют на кон свои денежки.
Я ничего не стал скрывать от Савелия, подробно рассказав ему обо всем, что случилось в последние дни, включая историю с Севой Желтухиным. Про журналиста Лузганов ничего не знал, отреагировав на это весьма серьезно:
– Кажется, друг мой, я недооценил ситуацию. Вокруг штаба Шелеста происходят малопонятные вещи.
– Ну почему же? – возразил я. – Конкурентная борьба.
– Не-ет… – усомнился Савелий. – Это тебе не бандитские разборки и это не славный город Москва. Это наша местная политика, где человека могут отправить в небытие компроматом, всяческими юридическими каверзами, но где никто еще не исчезал сам по себе. Уж ты мне поверь, в политических битвах людей у нас никогда не похищали, а я сильно сомневаюсь, что Сокольников и Желтухин тихо улизнули на Мальдивы.
– Все когда-то происходит в первый раз, – заметил я, имея в виду, конечно же, отнюдь не Мальдивы.
– Но почему исчезает сначала журналист, а затем руководитель штаба? Причем никто не находит их бездыханные тела где-нибудь в канаве, люди испаряются без всяких следов и, по большому счету, без всяких серьезных оснований. Согласись, уж кому надо было бы исчезнуть, так это Шелесту, а с ним, я так понимаю, все в полном порядке.
– Но, может, он – следующий?
– Ерунда! Либо те, кто приложили руку к этим странным исчезновениям, полные дураки, во что я плохо верю. Шелест теперь будет осторожен, как матерый волк. Пристрелить его можно, но схватить в охапку и уволочь в дальний угол… К нему теперь не подступишься, причем все предпринятое против него ему же и послужит хорошей рекламой. Нет, дружок, кому-то нужно было исчезновение именно тех двоих. Причем в отношении Сокольникова я поначалу прикинул совсем не политический вариант. В том смысле, что он руководит штабом временно, а заместителем директора завода работает постоянно. А это уже бизнес, здесь уже совершенно иные возникают повороты. Но исчезновение журналиста, которого, насколько я понял с твоих слов, наняли на избирательную кампанию, совсем меняет дело. То, что Шелест с Бреусовым пытаются дочку Сокольникова успокоить и не хотят с детективами связываться, вполне объяснимо: им такой шум не нужен, а вы для них личности неизвестные. При этом Бреусов от журналиста чуть ли не открещивается, хотя это его человек. Ладно бы Желтухин был ему не очень-то нужен, но, судя по всему, он там главное перо. Хотя, не исключаю, опять же шум поднимать не хотят. В общем, Игорек, все возможно и все не очевидно. Поэтому я и говорю: дела вокруг штаба Шелеста творятся малопонятные.