Игра на выживание - стр. 28
И баба с автоматом.
Сменять она меня не стала, а уселась рядом, отложив «АКМ», безотказный даже в этих тропических и далеких от Земли широтах, «калаш» звякнул о россыпь ракушек. Она откинула со лба волосы, поежилась и, приобняв меня, прошептала:
– Почти дошли. Завтра – уже люди… Где-то там должен быть мой благоверный. Если выполз. Нехорошо, наверное, но мне что-то не верится. Как представлю его – в очочках, с брюшком, дурацкой двустволкой в том болоте, помнишь? Где гнездовье тех летающих зубастиков. Где Слава остался…
– Выкарабкается, – сказал я, чтобы что-нибудь сказать, вдруг спохватившись, что за эти десять дней как-то привык думать о ней ну совершенно не как о девице, у которой где-то может оказаться «благоверный», к тому же в очках и толстый.
Вообще, как я ни материл всю дорогу папоротники, хвощи, плауны, чешуйчатых монстров и розовых зайцев, по вкусу весьма напоминающих некогда пожранных с голодухи сухумских обезьян, однако впервые за многие годы я вновь чувствовал, что живу. В руках безотказная трещотка, за спиной – полтора десятка людей всех полов и возрастов, которым без меня никак. Дичайшая и смертельно опасная местность, чудища, норовящие тебя пожрать, в которых можно разряжать рожок за рожком, совершенно не думая о конвенциях и экологиях. Пляж, постоянное ожидание нападения, ладная деваха безо всяких лишних задвигов, показавшая себя, кстати сказать, в том же болотном гнезде «зубастиков» лучше иных мужиков, даром что детский врач. Все это окончательно вскружило голову. В темной морской дали вновь плескалось и булькало что-то из бредового сна, над костром кожистокрылые стремительные силуэты пикировали на разлапистых бабочек, рядом радостно пищал спасительный маячок, а мы….
В общем, не важно…
Утро явилось в виде страшенного ветра, от которого мы явно отвыкли, блуждая под сенью лесов. Холодные порывы едва не сбивали с ног, причудливые деревья на опушке стонали и гнулись, а волны дохлестывали едва ли не до самого лагеря, так что пришлось в темпе сворачиваться.
Никто и не был против.
У самых израненных, перепуганных и просто «сломавшихся», шедших лишь по инерции, тупая покорность судьбе сменилась настоящим азартом. Даже чертов Малахольный сказал что-то неопределенно бодрое и лихо вщелкнул последний магазин в свой автомат, который я его едва ли не пинками заставлял снова и снова чистить на привалах, не зная иного способа от депрессии и пораженческих разговоров. Тут же подскочившая Таня быстрым движением отщелкнула магазин, да так ловко, что я аж крякнул от самодовольства. Вот тебе и первые плоды «дружбы». Малахольный было возмутился, дескать, нет такого закона, чтобы личное оружие отнимать. Ишь как запел. А ведь когда мы его обнаружили на раздвоенной волосатой пальме, куда его загнал какой-то зверь, заставляющий вспомнить о земных геральдических чудищах, автомат этот мы потом долго искали, перелопатив голыми руками не одну тонну голубоватой жижи, отдирая с зудящих пальцев какую-то мелкую болотную нечисть. А когда нашли, убедились, что сей мирный сын своего времени и взял-то с собой всего пару рожков, да один высадил в первый же день по какому-то «синему оленю», на которого он, видите ли, охотился. На вопрос, где же сей странный зверь, снятый с пальмы Малахольный ответил коротко – «съел» и надолго замкнулся в себе. В стычке с волками и в гнезде «зубастиков» толку с него было не больше, чем с моего рюкзака. Татьяна до сих пор твердо убеждена, что человек погиб по его вине. А теперь – на тебе – оружия возжаждал. Танька, молодец, цыкнула на него: