Игорь Святославич - стр. 18
«Заучился Вышеслав в своём монастыре, – сердито думал Игорь, – умных мыслей нахватался из книг и мнит себя эдаким разумником. А я для него, стало быть, дурень дурнем!»
Не зная, как избавиться от грызущей печали, Игорь сел на коня и поскакал в Ольжичи.
Агафья встретила его жаркими объятиями и поцелуями.
– У тебя вся жизнь впереди, сокол мой. Ещё намахаешься мечом! Всех половцев князья наши всё равно не истребят, на твой век хватит.
Слова Агафьи странным образом успокоили Игоря.
И в самом деле, сколько походов ещё будет в его жизни! До каких вершин славы он сможет дойти, возглавляя войско, а не следуя в нём под началом старшего брата!
Глаза обожаемой женщины были столь неотразимы, так прекрасно было её нагое тело, что жажда ратных подвигов мигом сменилась в юноше совсем иными желаниями. Лёжа на сеновале после всех ласк и поцелуев, Игорь гладил пушистые растрёпанные волосы Агафьи, вглядываясь в черты её разрумянившегося лица. Игорь размышлял, сравнится ли красотой с Агафьей его наречённая невеста, которую он никогда не видел.
Агафья словно прочитала его мысли.
– Вот приедет из Галича твоя невеста, и забудешь ты меня, – тихо и грустно промолвила она, глядя в глаза Игорю.
– Тебя? – Игорь коснулся губами обнажённой груди своей возлюбленной. И проникновенно добавил: – Тебя я никогда не забуду!
…Победоносные дружины русских князей вернулись из степного раздолья в конце августа. С богатой добычей шли домой князья, притоптали они половецкие орды, дойдя до Дона. Тысячи голов скота гнали русичи, табуны степных лошадей, гурты овец… Скрипели колёсами полонённые кибитки, в которых сидели жёны и дети степняков. Много половецких воинов полегло в сечах с русичами, но ещё больше угодило в плен. Пленили князья и несколько ханов.
Олегово воинство потеряло в походе полторы сотни человек. Но знатная добыча, посмотреть на которую сбежался весь Новгород-Северский, делала потери не столь горькими.
Новгородцы с изумлением показывали пальцем на диковинных животных – верблюдов.
– Глядите-ка, кони с горбами и коровьими хвостами!
– Тьфу! Каких токмо тварей нет на белом свете!
Пленных половцев на торжище продавали в рабство.
Булгарские купцы платили по серебряной монете за мужчину, от двух до пяти монет – за молодую женщину. Красивые девушки ценились дороже, но их живо раскупали боярские жёны себе в услужение.
Малорослые степные кони, слабосильные для землепашества, были неходовым товаром, зато селяне охотно приобретали крупных половецких овец, коих дружинники Олега пригнали великое множество.
Немало и других диковин можно было увидеть в тот день на новгородском торгу: и восточные ковры изумительных расцветок, и пуховые женские шали, и серебряные тонкогорлые сосуды. Кто-то продавал изогнутую половецкую саблю с рукоятью в виде бегущего пардуса[25], кто-то – половецкий кафтан, расшитый блестящими бляхами. За бесценок расходились кожаные сёдла, уздечки и стремена; тут и там мелькали бухарские кольчуги, лёгкие круглые щиты и ясские островерхие шлемы, снятые с убитых степняков. Было на что посмотреть и было что купить!
Во время пира в княжеском тереме Игорь, дрожа от восторга, слушал похвальбу подвыпивших Олеговых гридней:
– Сколь поганых мы порубили за Удаем-рекой, не сосчитать!