Идущий - стр. 9
Мальчик свернул к деревушке, не спрашивая себя, идет ли он туда, чтобы кого-нибудь вылечить, не спрашивая, сколько будет таких людей или как быть, если он пройдет селение, никого не отыскав. Он просто шел предназначенной дорогой.
У первых домов его нагнала летучая мышь. Она дважды спикировала, едва не задев крыльями плечо мальчика, и на время исчезла. Дини заставил себя успокоиться – он ведь знал, что это произойдет. Если ничего изменить нельзя, лучше примириться, не терзать себя понапрасну. Деревенька погружалась в тишину, некоторые дома уже боролись с подступившими сумерками тусклым светом зажженных свечей. Поля за домами лежали опустевшими – ни одного крестьянина. Дини медленно шел, рассматривая домики. Изредка ему встречались люди, спешащие домой после дневных трудов, но никто из них не заговаривал с мальчиком. Нынче много бродяг разного возраста.
Мальчик прошел больше половины деревеньки, прежде чем что-то почувствовал. Он подумывал о ночлеге в лесу, за деревней. Попроситься в чей-то дом означало просить и еды, но Дини это не устраивало. Он не был голоден и не хотел беспокоить людей без необходимости. К этому моменту у него закрадывалась мысль, что в предыдущей деревне его посетило некое озарение, которое, подобно чуду, бывает только раз в жизни. Теперь же он так хотел помочь хотя бы кому-нибудь!
Откуда-то справа, из крохотной улочки, истекал колеблющийся свет. Кто-то держал зажженный факел, возможно, несколько. Слышались приглушенные голоса, фыркнула лошадь.
Дини повернул в направлении этих звуков и шевелящихся отблесков скрытого пламени. Спустя минуту ему открылся дом, добротный для этой деревни, лошадь, запряженная в подводу, с десяток людей. Большинство стояли молча, неподвижно и казались бесплотными тенями. Лишь одна женщина причитала и суетилась, бросаясь то к одному мужчине, замершему на крыльце, то к другому, медленно и неумолимо идущему к подводе. Судя по одежде – дорогому кафтану, это был лекарь, вызванный в деревню. Мужчина, стоявший на крыльце, был мужем причитавшей женщины. Из нескольких реплик, которыми он обменялся с лекарем, из причитаний женщины Дини составил примерную картину происходящего.
Старший сын хозяев дома сломал ногу, и хотя местный знахарь наложил повязку, позволившую кости срастись, подростка подстерегла новая беда – заживающая рана загноилась. Они вызвали лекаря, хотя это ударило по их семейному бюджету, но поздно. Тот поставил свой диагноз, утверждая, что необходимо отнять конечность, чтобы парень вообще остался жив. Мать подростка, все еще не веря, что иных, кроме ампутации, вариантов нет, молила лекаря сделать что-нибудь. Без ноги ее сын будет мало отличаться от трупа.
Прежде чем сесть на повозку, лекарь остановился, оглянувшись на несчастную, отдавая дань ее горю. Его хмурое лицо не было безразличным, но он ничего не мог изменить. Он забрался на повозку, и старик, державший лошадь за узду, вывел ее со двора.
Женщина заголосила громче. Казалось, она с опозданием поняла, что произошло на самом деле. Осознала, что их с мужем поставили перед выбором: дать сыну мучительно умереть или сохранить ему жизнь, которая будет хуже смерти.
Дини колебался. Здесь находилось слишком много людей – не то же самое, что предложить помощь одной-единственной женщине, готовой согласиться на что угодно. Ее муж выглядел слишком угрюмым, почти до жестокости. Дини не был уверен, что у него что-нибудь получится.