Иду на свет - стр. 8
– Санта…
Девушка тараторила, глядя с искренней преданностью, Данила смурнел с каждым словом. Сомнений никаких: он всё это прекрасно понимает. Но в этом сложность их отношений. Они невозможны без лишений. Она сама на это согласилась…
– Дань… Пожалуйста… Пожалуйста…
А теперь злится на себя, на него, на судьбу… Хочет всё и сразу. Очень хочет.
– Санта…
Но даже по взгляду выбранного для любви человека читает, что «всё и сразу» ей не светит.
Данила обращается по имени, накрывает её руки своими, смотрит так, что понятно – она может хоть охрипнуть, моля глазами, но он не просто читать её умеет. Отказывать он тоже умеет. Даже ей.
– Сходи на кафедру. Скажи, что перебрала кредиты. Запишись на что-то другое. Ты не будешь слушать мой предмет. Это не обсуждается.
Данила говорил спокойно, а Санта всё равно чувствовала, будто скальпелем сердце вскрывает. Умом сама всё понимала, но нерационально не хотела признавать.
– Мы же оба знаем, что ты всё равно объективным будешь… Дань… Умоляю…
Санта сделала последнюю попытку, Данила мотнул головой.
Потому что изначально было понятно: её аргументы во внимание взяты не будут. Зря только губу раскатала. Дуреха.
Которой резко хочется плакать. Которая резко же опускает взгляд и смотрит на узел его галстука. Дышит через нос. Сверлит дыры. Не хочет быть откровенным нытиком. Не хочет показывать, насколько его отказ больно бьет.
Знает, что он не виноват. И что он прав тоже знает.
Он должен заботиться о своей репутации. И она должна. Он о будущем думает. Об их будущем. А она…
Ей просто до чертиков обидно, что у них может быть только так. Выбирать приходится что-то одно. Она всегда выбирает его, но…
Санта дышит, Данила ждет несколько секунд, потом поддевает ее подбородок, просит на себя посмотреть.
Хмурится, когда видит в ее глазах слезы. Знает прекрасно, что вот сейчас может вернуться к обсуждению, которое они уже начинали. Которое он начинал. Может напомнить, что лишения – это не только её участь, и он как бы не хнычет. Он тоже хочет большего. Она тоже ему в этом большем отказывает.
Но не делает этого. Целует в губы. Нежно.
– Пожалуйста, Сант, не надо делать глупостей. Выпишись. Оно того не стоит…
И пусть Санте хочется спорить. Ведь в её представлении – очень даже стоит, она прикусывает язык. Продолжает утопать в досаде, а всё равно кивает. Позволяет обнять себя, уткнуться в висок, шепнуть: «спасибо».
Воспринимает его благодарность, как очередной повод почувствовать себя жалкой и виноватой.
– Допивай, Сант…
Кивнуть, когда Данила отпускает её, сам разворачивает и легко хлопает ладонью по мягкому месту, задавая направление к столу…
Когда она в очередной раз берет в руки чашку, Данила уже идет к спальне, в его телефон снова звонит, заставляя Санту вздрогнуть.
Она тянется через стол, переворачивает, смотрит.
Ему звонит «Маргарита Блинова». Это имя Санте ни о чём не говорит, но в сердце будто колет. Она хмурится, поворачивает голову к двери:
– Дань…
Окликает… Слышит оттуда:
– Если готова — одевайся.
И в любой другой день кивнула бы просто, но эта Маргарита – какая-то убийственно настойчивая.
Телефон Чернова щекочет пальцы вибрацией, Санта смотрит на экран, потом снова на дверь, из которой почти сразу показывается мужчина, застегивающий на запястье часы.
– Тебе звонят…