Иди за мной - стр. 16
– Бог поможет!.. А не то пусть в город возвращается. Ты ведь ее примешь?
– Я-то приму. Но она всегда мечтала о сельской жизни.
Брат Онуфрий на это только развел руками. Дескать, тут уж я ничего поделать не могу. Господь терпел и нам велел.
Отец-монах был тайной, которую Лариса никому не открывала. Порой ей казалось, что Вернер догадывается. Хотя… какое ему дело?
– Мне нынче кот снился, – заявил отец. – Гладкий такой, холеный… песочного цвета. Уши торчком, морда узкая, глаза горят. Страшный котяра!
– Чем же он тебя испугал?
– Ходил возле меня кругами, хвостом помахивал. А потом ка-а-ак прыгнет мне на грудь, ка-а-к вцепится когтями… Я давай молитву читать. У него шерсть дыбом, глаза выкатились, а вместо языка – жало раздвоенное. Спаси, Господи!
Он перекрестился и вопросительно покосился на дочь.
– Боязно мне за тебя, Ларочка…
– Сговорились вы, что ли?! – вспылила она. – Всем за меня страшно! И маме, и тебе!
– Видишь, не только я беспокоюсь. Значит, есть повод.
– У меня все хорошо. Просто отлично.
– Вот еще что, – спохватился отец. – Кот будто звал меня куда-то!
– Коты не разговаривают, па! Они мяукают и мурлычут.
– Он вроде не говорил… это у меня самого в голове звучало: «Иди за мной… иди за мной…» Ужасный сон, дочка…
Ларису охватило дурное предчувствие. Кот из отцовского сна поразительно походил на Ра, которого держал Вернер.
Брат Онуфрий неслышно молился: его губы шевелились, пальцы перебирали деревянные четки. Похожие четки были у Вернера, только нефритовые.
– Зачем ты это сделал, па? Обязательно было в монастырь идти?
– Так сложилось, – кротко ответил он. – Ты меня осуждаешь?
– Это твоя жизнь, но…
– Здесь я смогу вымолить твое спасение. Тебе грозит опасность, Ларочка.
– Скажи еще, что ты пожертвовал собой ради меня!
– Тогда я об этом не думал…
– Знаешь, что? Это было твое решение. Мы с мамой тебя отговаривали, а ты не слушал.
– Я ни о чем не жалею. Ты берегись, дочка…
– Хватит меня запугивать! – взвилась Лариса.
Галки с криками сорвались со своих мест и закружили над ними. Онуфрий замахнулся, но птицы опустились ниже, почти задевая крыльями его колпак.
Лариса пригнулась. Ветер пронизывал ее насквозь, галки истошно кричали. В их поведении было что-то зловещее.
– Мне пора на автобус, – сказала она отцу. – Я побегу, ладно? Ты ешь все, что я привезла.
– Куда мне столько?
– Братии раздай. У вас небось столы-то от яств не ломятся.
– Плоть усмирять надобно, посты соблюдать.
– Ты и так высох весь…
Она с жалостью смотрела на Онуфрия. Кожа его задубела на солнце, щеки ввалились, ряса висит мешком. Больно он усердствует с постами, работает на износ. Словно искупает великий грех! А сам жил по совести, никого не обижал, чужого не брал. Что на него нашло?
Она побрела к воротам, не оглядываясь на сгорбленную фигуру в черном. Лучше маме этого не видеть. Не то совсем расстроится.
Стая галок полетела за Ларисой. За воротами порывы ветра усилились, взлохматили ее волосы, рвали шейный платок. Она шагала к автобусной остановке, когда рядом притормозило такси. Пассажир открыл дверцу. Она не сразу узнала в нем Эдика.
– Тебя подвезти? Садись…
– Как ты здесь оказался? Следишь за мной?
– Охраняю.
– От кого?
– От себя самой! Ты собираешься уйти в монастырь? Твой гуру так решил?
Лариса не на шутку разозлилась. Меньше всего ей сейчас хотелось оправдываться перед любовником, тем более признаваться, что она приезжала к отцу.