Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование - стр. 40
Нам представляется важным сопроводить этот текст комментарием о «событиях в Польше». Осенью 1980 года в Польше в результате массовых забастовок рабочими был создан независимый всенародный профсоюз «Солидарность», лидером которого стал Лех Валенса. Довольно быстро рабочими стали выдвигаться и политические требования, а экономический кризис усугублял критическую ситуацию, парализовавшую всю страну. Напряжение нарастало в течение всего 1981 года, и в декабре деятельность «Солидарности» была подавлена Войцехом Ярузельским, который ввел военное положение и интернировал несколько тысяч активистов. Этот процесс противостояния власти и общества в Польше, неуклонно нараставший и не закончившийся в 1981 году, привлек к себе внимание всего мира. И именно события в Польше, вернее, страх перед ними вызвали к жизни волну репрессий в СССР, особенно в 1981–1982 годах.
Вернемся к «сопротивлению».
Благодаря усилиям А.В. Лаврова и С.С. Гречишкина, молодых историков литературы, научных сотрудников Пушкинского Дома, появилось на свет «письмо докторов наук»: шесть маститых ленинградских филологов просили прокурора Ленинграда С.Е. Соловьева отпустить Азадовского из-под стражи до суда. Письмо подписали Б.Я. Бухштаб, Л.Я. Гинзбург, Б.Ф. Егоров, Д.Е. Максимов, В.А. Мануйлов, И.Г. Ямпольский. Обстоятельства возникновения этого письма были изложены впоследствии А.В. Лавровым в статье, посвященной Д.Е. Максимову:
Подвластность господствовавшей идеологической атмосфере – и прежде отнюдь не полная и не безраздельная – к тому времени, когда мне довелось близко узнать Дмитрия Евгеньевича, была им всецело преодолена. Смрад «развитого социализма» он воспринимал совершенно однозначно – с отвращением, от года к году выражая свои эмоции все более прямо и откровенно. С большим воодушевлением реагировал он незадолго до кончины на первые проблески свободы, замаячившей в начале горбачевского правления, досадуя лишь, что не суждено ему на девятом десятке лет этой свободой воспользоваться. По натуре требовательный к себе и другим, обостренно переживавший порой даже незначительные нюансы в своих взаимоотношениях с людьми, он с резкой нетерпимостью реагировал на все те многоразличные проявления подлости и безнравственности, которыми была перенасыщена окружающая социальная среда.
После того как в декабре 1980 г. был арестован (по сфабрикованному «компетентными органами» обвинению) К.М. Азадовский, его соавтор по работе о Брюсове и «Весах», Дмитрий Евгеньевич был первым, кто поставил свою подпись на сочиненном Сергеем Гречишкиным и мною письме от имени ленинградских профессоров в его защиту; от Дмитрия Евгеньевича я уже отправился по цепочке за автографами к Лидии Яковлевне Гинзбург, Борису Яковлевичу Бухштабу, Виктору Андрониковичу Мануйлову, другим достойным людям.
Для человека, имевшего за плечами десятилетия жизни в условиях государственного террора, побывавшего в тюрьме и в ссылке, это был значимый поступок. Изменить что-либо в заранее предрешенной бандитской расправе над невинным человеком такое письмо, конечно, не могло, но все же оно оказалось веским аргументом для адвокатов…
Итак, 11 февраля 1981 года «письмо профессоров» поступило в Прокуратуру г. Ленинграда. Приводим текст этого письма: