Идентариум - стр. 32

– Это требуется тебе?

– Нет. Нам обеим.

– Я не готова к этому, но попробую тебя услышать.

– Ты стала ощущать Ангела из-за одиночества?

– Одиночество позволило мне ощутить его.

– Ты поняла суть моего вопроса. То есть ты его не создала, чтобы спрятаться от одиночества?

– Ангелов создали Высшие силы. Я лишь смогла его прочувствовать, когда мне никто не мешал это сделать.

– Я тоже испытывала пустоту внутри себя. Но рядом со мной не возник Ангел. – Эрика ощущала твёрдость позиции, какую заняла подруга.

– Возможно, тебе не требуется диалог с Ангелом, – Ида пожала плечами, будто всё было и так понятно.

– О да, я предпочитаю закрывать пустоту в душе другим способом.

– Чем насытить жизнь, чтобы не возникало ощущение пустоты?

– Людьми.

– Это временно. А порой и обманчиво.

– Чаще обманчиво. И временно. Но они точно потеснят пустоту.

– Ненадёжно.

– Сама жизнь лишена надёжности – она не вечна. Она в любой момент способна прерваться. Не это ли причина, чтобы забросать пустоту отношениями?

– Во мне больше не имеется пустоты.

– А если Ангела окажется недостаточно?

– Исключено.

Эрика давила в себе желание встряхнуть госпожу Сатову за плечи, как это сделал бы Вальдемар, или же грубо оборвать её фантазии словами. В какой-то момент ей стало казаться, что красивая, но отстранённая от реальности женщина, сошла с ума. Тихо, культурно, с сохранением достоинства и обличья.

– Не задумывалась над тем, как ещё можно устранить пустоту в душе?

– Нет.

– Я всё же подскажу, как. Пустоту нужно заполнять удовольствиями, в том числе теми, которые обеспечивают люди.

– То есть не людьми, а тем, что они могут дать?

– Да.

– Потребительский подход.

– Нет. Это взаимообмен. Ты ведь тоже им будешь отдавать то, что им требуется.

Ида посмотрела на близкого человека, и ощутила лишь то, как они отдаляются друг от друга. Они всегда были разными. Сейчас и вовсе стали кричаще несхожих друг с другом.

– Мне стало достаточно Ангела.

Эрика закрыла ладонями лицо, как когда-то в детстве от безысходности, когда ничем не могла помочь горячо любимой матери, периодически походившей на обитательницу клиники для душевнобольных. По мере взросления Эрика понимала, что непростая психика позволила её матери создать немало литературных произведений, вполне даже требующихся отдельной категории общества. Высокой ценой. Чрезмерной. И заплатила таковую не только Амели Рихтер-Мезанс, но и её дочь. И если бы не мужчины в жизни Эрики, она бы не смогла прочувствовать саму себя. Но это был её рецепт исцеления. И его не следовало вручать другой женщине, быть может не знавшей, что такое быть на грани.

Нетерпение терзало мужчину, ожидавшего наступления вечера, что позволило бы ему остаться наедине с инновационными мыслями. Не своими, что совершенно не оскорбляло. Напротив, чужие гениальные суждения обладали большей безопасностью. И это также не играло существенной роли. Филипп спешил проникнуть в когнитивное пространство Вальдемара Сатова. Устроившись в постели, он распахнул ежедневник, ища заложенную страницу.

«Всю свою жизнь я встречал, пусть и редко, людей, будто отличавшихся от большинства. В них присутствовало что-то отстранённое, неземное, и даже если они вели аморальный образ жизни, в них сохранялась частичка чистоты. Такого абсурда я не мог испытывать. Но именно это ощущение настигало меня при встрече с такими личностями. Я перестал осуждать тех, кто совершал ошибки, если в их облике видел отличительную черту. Я не понимал, с чем имею дело, но настроился выяснить, что же придавало выделяемым мною персонам особенность. И я узнал ответ.