Идеальное несовершенство - стр. 38
Порой Анжелика обнаруживала в этой роще стаю обезьян – но теперь ей пришлось всего лишь убить старую мамбу, что свернулась клубком во влажном мраке под скалой. Замойский смотрел на это большими глазами.
Она поставила пистолет на предохранитель, спрятала его под куртку.
– Ну что, – фыркнула, – змея.
И ушла собирать топливо.
Царила уже почти стопроцентная темень, на небе стоял лишь Юпитер, древесину приходилось собирать на ощупь; а где одна мамба – там могла оказаться и вторая. Счастливая судьба, подумала она. Как всегда.
– Она могла тебя укусить, – сказал Замойский, когда она вернулась.
– Могла.
– Ах, верно, вы ведь восстаете из мертвых.
– Ну-у, – засмеялась, разводя огонь, – это не меня воскрешали, я в этом теле и родилась.
Он поднял руку на высоту глаз, сжал пальцы в кулак, разжал, сжал, разжал, в свете пляшущих по дереву маленьких жирных язычков пламени его кожа казалась темно-желтой, почти бронзовой. Перевел взгляд на Анжелику, что копалась во вьюках – белки глаз девушки были единственными светлыми фрагментами на совершенно черном сейчас лице.
– Я не помню другого тела.
– Если бы она меня укусила, я бы – в новой пустышке – тоже этого не помнила.
– Но помнила бы —
– Себя до записи, да.
– Когда это было? Последняя запись?
Она пожала плечами.
– Несколько месяцев назад.
– А я не помню никаких записей – не было подобной технологии – это тело —
– Расскажу тебе, как его сделали, – она повесила над огнем котелок, вынула мясо и нож, начала резать. – Достали останки. Считали ДНК и френы. Запустили френы в AR Плато. Любой френ обладает каким-то представлением о самом себе, тем-то сознание и отличается от бессознательных программ. Если представление не совпадало с фенотипом, выведенным из ДНК, строили тело на новой ДНК, более подходящей к представлению. Понятно, что другого тела ты не помнишь: это все, что ты запомнил о своем теле.
– Люди обладают ложными воспоминаниями о самих себе, – он вынул из огня палочку, принялся рисовать на земле асимметричные фигуры. – Когда смотришь в зеркало, видишь много странных вещей. В действительности я мог бы быть, например, женщиной-трансвеститом.
– Ха-ха-ха.
– Помню, как я впервые увидел себя в фильме, школьный приятель выслал мне файл со своего телефона, увидел себя в движении, сзади, в профиль, как повернулся, смотря на собственное движение… Взглянуть на себя снаружи – шок. Он – я – он – я – он. У актеров должны быть как-то совсем по-другому устроены мозги.
– А помнишь, как ты тогда выглядел?
– В детстве? Такой неловкий карлик с выпирающими зубами, глупая улыбка, вытаращенные глаза.
– А я была очень худой. Кожа да кости. Считала себе ребра.
– Постоянно жила в Пурмагезе? У тебя там приятели, подруги.
– Ничего им не рассказала, если ты об этом.
– Нет, я —
– Марта, Эри, Жюстина, Панчуш, Жильберта, Жоа, Аламрева…
– Мачек, Кшисек, Эвка Белая, Эвка Черная, боже мой, вы же похожи, как две капли воды! Я только сейчас, когда вспомнил —
– Эвка?
Смущенный, он рассмеялся. Левой рукой потер затылок, правой смахнул рисунки в пыли. Кинул палочку в огонь.
Анжелика встала, бросила мясо в кипящую воду.
– Я не хотела бы тебя пугать, но такие вещи случаются.
– Какие вещи?
Она не смотрела на него.
– Во время синтеза, соединения двух френов. Скажем, меня посчитают умершей. Проходит записанное в завещании время контакта, запускается процедура воскрешения. Будят пустышку, впечатывают ей в мозг последнюю запись моего френа. А потом я найдусь живой-здоровой. Но в Цивилизации не может быть двух Анжелик Макферсон, уникальность биологической манифестации является базовой дефиницией стахса. Тогда происходит синтез. В твоем случае, структура френа была нарушена в результате механических повреждений его носителя —