Идеалист. Психология в художественной прозе - стр. 27

Следом за мной примчалась Аня. Убедившись, что со мной все в порядке, она сообщила:

– Через четверть часа мы встречаемся с Юрой у ворот.

По расписанию на территории базы сейчас должна была проходить подготовка к вечернему конкурсу веселых и находчивых. Команды уже были сформированы, списки оглашались перед обедом. Я не знал, в какой я группе. К каждой команде был прикреплен кто-нибудь из старших учеников, в том числе и Виталий. Поэтому в походе на Десну из нашей троицы он, само собой, выпадал. Но его заменил Юра. Не знаю, действительно ли он нравился Ане или она затеяла это назло Виталику. Виталик при всем желании не смог бы пойти с нами, кто-то из старших в его кругах уже намекнул о его постоянном отсутствии. И теперь он собирался приступить к своим обязанностям, выполнения которых требовал от него коллектив. Подготовка к конкурсу могла продлиться до самого ужина. Каждая команда должна была придумать и отрепетировать по три номера на заданные темы, после чего все подготовленное будет продемонстрировано публике и жюри этим вечером. Все стандартно, вначале визитная карточка и приветствие команд, далее основной номер на тему Братства, а после – состязание в остроумии капитанов команд, что предполагало экспромт. В заключение – музыкальный номер. Бывать на всеобщем обозрении мне никогда не нравилось, поэтому участвовать в такого рода мероприятиях я не хотел. Мое интровертное начало не стремилось выступать перед публикой. Встречаются и другие люди, всеми способами пытающиеся привлечь к себе внимание окружающих. Еще в детстве они с удовольствием становились на табурет и с воодушевлением читали стишки восторгающимся взрослым. Это экстраверты, и я точно к ним не принадлежу. Поэтому я был рад уйти с базы и не участвовать в этой затее. К тому же я ужасно боялся, что меня может увидеть Марина Мирославовна, проходя мимо. Мне не хотелось, чтобы она застала меня в этом послушническом виде, репетирующим вместе со всеми. Сам не знаю почему, но я чувствовал бы себя неловко. Слившись с коллективом, я лишался шанса обратить на себя ее внимание, а мне очень этого хотелось. Все это время меня самого по себе как будто и не существовало вовсе, у меня не было возможности проявить себя. Все, как в детском лагере с вожатыми: я был под наблюдением, должен был быть хорошим, послушным мальчиком, любить коллектив и раствориться в нем без остатка. А мне хотелось хоть на миг остаться с Мариной Мирославовной наедине, подойти к ней, увести ее ото всех и хоть пять минут побыть с ней самим собой, вне Братства, вне ученичества. Я хотел, чтобы ее внимание принадлежало мне, чтобы вся она хоть на минуту, но принадлежала мне одному, вне правил и условностей. Но это было невозможно. Она была в Братстве, она же и была Братством. Я это понимал, но что-то мешало мне принять сей факт смиренно. В первый же день своего пребывания на базе я чуть не ввязался в драку во время представления. Я действовал в порыве. Да, быть может, и неосмотрительно, не думая. Но как же иначе? А оказалось, мне по рангу не положено. Ученику первого года обучения внутри Дома следует только слушать, но не действовать. После этого инцидента я не перемолвился с Мариной Мирославовной ни словом. Как нашалившего ребенка меня наказали молчанием! И теперь мне ничего не оставалось, как проказничать дальше и делать это до тех пор, пока желанный взрослый не обратит на меня своего внимания! Если я и виноват, мне хотелось услышать это от нее, я принял бы от Марины Мирославовны все, безоговорочно! Но нянчиться со мной, похоже, никто не собирался.