Ich любэ dich (сборник) - стр. 6

По каменной осыпи прошел зверь – было слышно, как покатились камни, это отвлекло Альберта от легенды. Мы просили докончить рассказ, но он пообещал сделать это в следующий раз, поскольку пришло время укладываться спать. Год, два, десять лет ничего не значат для хорошей сказки. Она только интересней становится. И не исключено, что сказочник может прибавить или убавить что-то, глядя в повзрослевшие, а может, и постаревшие лица слушателей.

На следующий день он обнял нас, сел на своего серого и исчез в зарослях на другом берегу ручья, ведя в поводу двух лошадей. А мы с моей любимой отправились дальше пешком, и, надевая рюкзак, я пересказал вкратце, чем окончилась легенда о Сартакпае, прочитанная мной в книге.

Может, и зря я поспешил, нужно было дождаться окончания, обещанного моим другом Альбертом, фамилия которого, я все же считаю, происходит от слова кайчы, что значит – сказитель. Но я считал, что смысл легенды понятен, я даже видел себя довольно отчетливо на месте Адучи-мергена, а отец часто вспоминался мне таким же сильным и требовательным, как Сартакпай.

– А вы, перед тем как он умер, о чем-нибудь таком говорили? Он сказал тебе что-нибудь особенное? – спросила она, когда мы остановились попить из ручейка в середине дня, – видно, долго думала об этих вещах.

– Не говорил. Не помню. Ничего особенного.

На самом деле я не уверен, может, и говорил, но я тогда был сосредоточен на другом. Я наблюдал за собой, за человеком, который переживает один из коренных моментов своей жизни: возможно, в последний раз говорит со своим отцом. Пытается скрыть страх, нарочито легко смеется и шутит, приуменьшая важность момента. Если мы шутим, рассказываем анекдоты и несем чепуху, то, значит, момент не такой уж и важный, а операция, стало быть, предстоит не такая уж серьезная. Вот мы вроде как и отвели угрозу. Первобытная – или скорее детская – магия.

Магия не сработала.

– Жалко, – сказала она.

После возвращения в Москву из этого путешествия она поступила еще в один институт – на психологию, на заочку. Сказала, что всегда этим интересовалась.

Два института – это было ей вполне по плечу.

Когда же эхиритцы устраивали кровавые жертвоприношения своему тотему, то призывали его иначе:

Эреэн гутаар эсэгэмнай, Отец наш, пестрый налим!

С. П. Балдаев, «Родословные предания и легенды бурят»

Сколько чудесных вещей должно было произойти в мире, сколько хорошего и плохого должно было сложиться, чтобы она родилась!

Дед-бурят должен был уцелеть за пять лет финской и Отечественной, вернуться домой и только потом, когда уже появился на свет ее отец, по нелепой случайности погибнуть на работе в лесу. Маленькая девочка, ее будущая бабка, должна была не издать ни звука, сидя под кроватью и слушая, как забирают в лагеря родителей, потом одна на поездах пересечь половину континента и найти в Москве свою тетку, сталинскую соколиху, которая приютила ее.

Да просто даже родители должны были встретиться, а для этого папа должен был выиграть всесоюзную олимпиаду по математике, чтобы из деревни, которой уже и на карте не осталось, поступить в университет.

Понятно, что не может столько всего произойти только для того, чтобы родилась простая, обыкновенная девочка. Любому станет ясно, что родилась особенная. И она это чувствовала, была в этом уверена. И родители при рождении дали ей имя Любовь. Тоже, наверное, не случайно так вышло.