И жизнь, и слёзы, и любовь дома Рюрика - стр. 13

Посреди своего великого дела – собирания Севера – Рюрик умрет в 879 году, оставив на руках брата жены и своего ближайшего воеводы Олега своего малолетнего сына Игоря. Малолетнего, ибо за множеством дел, что свалились на него по приезде в Ильменскую землю, за их тяжестью все недосуг ему было обзаводиться семейством. Так и протянул – оставив сиротой ныне совсем малого отрока. Хорошо, хоть есть Олег – хоть и не молод, но крепок и кряжист, как дуб, опытен и умен, умен не как все, а как жрецы-волхвы, постигающие за внешней стороной события-предмета его суть. Такой будет добрым учителем сыну в науке властвования, сделает из него хорошего правителя, преемника отца.

Умирая, Рюрик не думал уже о Киеве, в мыслях видя сына лишь властителем Новгородчины – ибо был уверен, что после его смерти никто не сможет вместо него наложить на юг руку власти с севера.

Равно был он уверен и в том, что, когда Игорь войдет в возраст, Олег передаст ему престол – таков обычай: дядья по матери пекутся о племянниках, защищая их от притязаний дядей с другой руки – братьев отца. Но иначе думал сам Олег. Может быть, не сразу по смерти Рюрика, но уже вскоре. Выспрашивая купцов славянского рода и прочих племен, приезжавших постоянно с юга на север, некоторым вновь уезжающим в сторону Киева давая тайные наказы порасспрашивать тамошних жителей, он тонким своим разумом осмысливал услышанное и все более и более приходил к одной, первоначально его самого испугавшей мысли, – объединение Новгорода и Киева возможно. И может оно произойти под его властью.

Ибо время громкой славы Аскольда и Дира, некогда избавивших полян от хазарской дани и грозивших Царьграду (до сих пор лишь греческие купцы, приезжавшие к нему, с внутренним содроганием вспоминали 860 год – когда вдоль стен притихшего Константинополя русы несли на вытянутых руках своих товарищей, грозивших грекам обнаженными мечами, иные, и славянские – о сем молчали) прошло.

Дань-выкуп от греков поступала все более скудная и не каждый год. Поляне, освободившись от зависимости Хазарии, не помогли – не захотели, не было сил? – своим соседям: северянам да радимичам. Князья же с избранной дружиной, приняв иную веру, все более спокойным взором смотрели на Киев, находя утешение сердцу в основном в разговорах друг с другом и в чтении книг, рассказывающих о чужих, неславянских богах.

Три года он сидел так на новгородском престоле, воспитывал племянника, правил по закону и обычаю землей, слушал и думал.

Пока не решил однажды – пора. Пришло то время, когда удается все. Главное – понять, когда оно придет. И не пропустить этого уже никогда не повторимого мига.

Олег, решившись на борьбу с Киевом, как опытный воин, знал, что единственный залог успеха – это быстрота. Собрав большое войско из постоянно приезжавших сначала к Рюрику, а потом и к нему варягов, набрал охотников из новгородских славян, кривичей, чуди и мери – тоже уже почти славян – и скоро двинулся на юг.

По пути сажает своих наместников у восточных кривичей в Гнездове (Смоленске) и в Любече (у северян) и продолжает свое стремительное речное движение к югу. Настолько стремительное, что Киев так ничего и не узнал до самого прихода Олега под его стены – его войско обгоняло гонцов кривичей и любечан, торопившихся с горькой вестью к Аскольду и Диру.