И здрасте вам через окно! - стр. 24
Разомлевший от еды и питья Зиновий сидел с блаженной улыбкой, подперев голову рукой. Всё как и четыре года назад. Пышнотелая тетя Сара обмахивает себя носовым платком, который то и дело прячет между грудями. Семен Григорьевич, откинувшись на стуле, слушает очередную историю Зямы, пощелкивая подтяжками по толстому животу. Еще минута-другая, он уловит ритм и начнет насвистывать одну из любимых песен. Савелий, как всегда, сидит молча и мастерит из водочной пробки жирафа.
Из надорванного ушка он сформирует шею с головой, затем согнет пробку пополам и заполнит образовавшуюся полость скатанным хлебным мякишем. Из четырех спичек будут сделаны животине ноги, а половинка пятой уйдет на хвост. При хорошем настроении Сава подойдет к работе творчески, и у хвостика будет кисточка. Пожевав кончик спички, он ее распушит и воткнет туда, где ей положено находиться по своей анатомической природе. К концу застолья жирафы встанут ровно в ряд, и их поголовье будет пропорционально выпитым бутылкам.
– Зиновий Аркадьевич, это невозможно что такое! – произнесла до сих пор молчавшая Мирав. – Ви загрустили среди нас. Пора заводить патефон. Сара, где ваш музыкальный аппарат? Нет, если вам немножечко жалко пошкрябать пластинку иголкой, я сильно извиняюсь. То не я, то Зиновий Аркадьевич сидит и хочет.
– Не говорите глупостев! В такой день и без музыки? Яшенька, бегите с Рэйзел к нам домой и принесите патефон. Уже пора на нем сжать посильнее пружину и послушать парочку песен. У нас сегодня праздник или как? Зиновий Аркадьевич, – переключилась Сара на соседа, – ви единственный из нашего двора, кто видел живых немок. Скажите, они красивее, чем мы привыкли о них думать? Не все? Это успокаивает и вселяет надежду. Сильно извиняюсь за нескромный вопрос, Добочка, вам что-нибудь привезли из предметов дамского немецкого туалета? Я бы хотела посмотреть хоть одним глазком на эту роскошь.
– Сара, это неприлично! – одернул жену Семен.
– Нет, ви имеете себе такое представить! Сема, мине шестьдесят, но это не значит, что я не женщчина. Если я спрашиваю, значит, есть зачем. Я могу сопротивляться чему угодно, но только не роскоши. К тому же, поговорить за пару капроновых чулок никогда не считается грехом. Скажи честно, я тебя уже не волную?
– Еще больше, чем раньше. Все волнение, Сарочка, только от тебя и исходит. Знай, на всякий случай, что я до последнего вздоха принадлежу только тебе.
– Сема, не путай одышку с возбуждением. В твоем возрасте рекомендуется ровное и глубокое дыхание через нос. И не сбивай меня с мысли, а то я забуду передать молодым секрет счастья. Пока дети бегают – могу себе позволить пикантных подробностев… Много лет назад я, по своей глупости, считала себя гордой женщчиной. Так вот, когда ми с Семой поженились, он долго пытался испортить мое воспитание разными любовными глупостями. Он и сейчас ещче думает все так же похабно, а представьте, что было тогда! Характер у него, сами знаете, – достаточно искры, поэтому мы ругались по несколько раз в неделю. Про мою гордость я уже вам говорила? Так вот. Поругаемся мы и друг к другу ни-ни. День ходим молча. Два ходим, и снова напряжение. Спросите миня, кто первый идет на примирение? Отвечаю: тот, кто умнее. Для такого случая я всегда надевала шелковый короткий халатик и лезла за какой-нибудь «нужной» мине вещчью, которая обязательно лежала на верхней полке шифоньера. В такие моменты Сема никогда больше минуты не мог читать газэту. Как только поднимет глаза наверх – все, считай, мир в семье воцарился.