И я ступаю в эту пропасть - стр. 15
– Так вот оно что… А ты не так прост. В прошлой жизни явно был либо святым, либо отпетым грешником.
Каждое слово подобно тягучему мёду, растворяющемуся на её языке. Она неспеша произносит их, грея его во рту, чтобы прочувствовать каждую ноту этого неуловимого медового аромата.
– Что? О чём…
Но он забывает, как говорить, когда её губы оказываются у его шеи. Он чувствует её разгорячённое, но всё ещё ровное дыхание на своей коже. Каждая клеточка его тела отзывается на её еле заметную дрожь. И дыхание становится прерывистым. Его дыхание. Горячий шёпот провоцирует мурашки по телу. Неужели он так давно не вступал в близость, что сейчас нуждался в ней до такой степени, что испытывал возбуждение рядом с той, кто заставляет его испытывать чистый ужас и от кого так и веет опасностью? Или как любят писать во второсортных романах: эта опасность и свела его с ума?..
– Послушай, – Новый табун мурашек словно волной уносит все его мысли в открытый океан. – То, что ты видел, реально. Я уже говорила, что тот мир, который в пределах в твоей досягаемости, ещё не всё. Поэтому это было по-настоящему. Всё, кроме того лица. Кто-то издевается над тобой и надо мной.
Она снова делает глубокий вздох и, словно это даётся ей с большим трудом, отодвигается от него, но её руки по-прежнему на его плечах. И снова этот взгляд, пробирающий до мурашек и раскладывающий все твои скелеты по полкам. Он уверен, что она видит его насквозь. Его сущность и всё, чем он жил прежде. Он не подвергает ни единое её слово сомнениям. Эти карие глаза с красным отблеском завлекают его всё дальше в свой колодец без дна. Старый забытый колодец, про который все забыли. Но если попадёшь туда, то непременно поймёшь, что он далеко не засохший. И поймёшь ту лягушку в колодце.
– Это не галлюцинации. Галлюцинации ты видел лишь в том баре, куда я позвала вас, после напитка, предложенного барменом.
– Так это была ты…
В голове туман. Ночь опускается на поляну, а их окутывает розовый туман. Он в волосах, на губах, он может коснуться его пальцами и увидеть розоватую краску на своей коже. Она смешивается с потом, бегущим по его шее, превращаясь в своеобразное приворотное зелье.
– Это была я. – Последнее, что он запоминает, это её нежная улыбка, такая чуждая этому образу, что внушил ему страх. – Но это был не ты…
Он снова глубоко вздыхает, ерошит отросшие волосы и переворачивается на живот, сжимая кулаки до тупой боли в суставах. С его губ срывается стон мучительных размышлений и растерянности. Он не понимал, насколько нужно сойти с ума от воздержания, чтобы увидеть все те вещи, что привиделись ему. Но туман в голове был настоящим. Туман и пелена возбуждения, перекрывшие последние зачатки здравого смысла. Он не помнил, почему вдруг так возбудился, но помнил всё остальное в деталях. Обнажённое тело на его белоснежной рубашке, в её руках – трава, превратившаяся в болото под лунным светом, яростные движения и громкие стоны. Он накрывает лицо подушкой и кричит в неё: нужно перестать думать об этой ночи. Гораздо важнее другое – то, что не было галлюцинацией, но отчасти было иллюзией. Ему не показалось. Он не сошёл с ума. В шею Даниэля вонзились два клыка. Тот человек пил его кровь. Но являлось ли то, что он видел, человеком?
– Вампиры. – кидает она, сидя вполоборота к нему.